Узорный покров (The Painted Veil)

But the magician who built worked swiftly and now a fragment of coloured wall crowned the bastion; in a moment, out of the mist, looming vastly and touched here and there by a yellow ray of sun, there was seen a cluster of green and yellow roofs.	Но волшебник, строивший ее, работал быстро, и вот уже с одной стороны ее увенчала зубчатая стена; а еще через минуту из тумана проглянуло, все в пятнах солнечных бликов, скопище зеленых и желтых крыш.
Huge they seemed and you could make out no pattern; the order, if order there was, escaped you; wayward and extravagant, but of an unimaginable richness.	Они казались громадными, не складывались в общий рисунок. Если и образовали узор, то неуловимый для глаза, капризный и замысловатый, но невообразимо прекрасный.
This was no fortress, nor a temple, but the magic palace of some emperor of the gods where no man might enter.	То была уже не крепость и не храм, но волшебные чертоги некоего владыки богов, недоступные для смертных.
It was too airy, fantastic, and unsubstantial to be the work of human hands; it was the fabric of a dream.	Таким воздушным, сказочным, невещественным не могло быть творение рук человеческих; его породила мечта, сновиденье.
The tears ran down Kitty's face and she gazed, her hands clasped to her breast and her mouth, for she was breathless, open a little.	По лицу Китти бежали слезы, а она все смотрела не отрываясь, прижав к груди руки, приоткрыв рот, едва дыша.
She had never felt so light of heart and it seemed to her as though her body were a shell that lay at her feet and she pure spirit.	Никогда еще она не испытывала такой душевной легкости, ей казалось, что тело ее, как сброшенная оболочка, лежит у ее ног, а сама она обратилась в чистейший дух.
Here was Beauty. She took it as the believer takes in his mouth the wafer which is God.	Перед ней была Красота, и Китти впивала ее, как верующий вкушает облатку, которая есть тело Христово.
XXXIV	34
SINCE Walter went out early in the morning, came back at tiffin only for half an hour, and did not then return till dinner was just ready, Kitty found herself much alone.	Уолтер уходил рано утром, позавтракать забегал только на полчаса, а потом возвращался уже вечером, к обеду, так что Китти много бывала одна.
For some days she did not stir from the bungalow.	Несколько дней она вообще не выходила из дому.
It was very hot and for the most part she lay in a long chair by the open window, trying to read.	Было очень жарко, и большую часть дня она проводила в шезлонге у открытого окна, пытаясь читать.
The hard light of mid-day had robbed the magic palace of its mystery and now it was no more than a temple on the city wall, garish and shabby, but because she had seen it once in such an ecstasy it was never again quite commonplace; and often at dawn or at dusk, and again at night, she found herself able to recapture something of that beauty.	Резкий дневной свет лишил волшебный дворец всякой таинственности, теперь это был просто храм, построенный на городской стене, кричаще яркий и облупленный, но оттого, что однажды она увидела его в таком неземном сиянии, он уже никогда не казался ей совсем обыденным; и нередко на заре или в сумерках, а порой и ночью ей удавалось снова уловить отблеск той красоты.
What had seemed to her a mighty bastion was but the city wall and on this, massive and dark, her eyes rested continually.	То, что она приняла за неприступную крепость, было всего лишь городской стеной, и эта стена, массивная и темная, снова и снова притягивала ее взгляд.
Behind its crenellations* lay the city in the dread grip of the pestilence.	Там, за ее зубцами, лежал город, сжавшись от страха перед смертоносной эпидемией.