Читаем Узорный покров (The Painted Veil) полностью

He had many anecdotes of his adventures during twenty years in China, and you concluded from them that the earth was a very grotesque, bizarre, and ludicrous place.За двадцать лет, прожитых в Китае, у него накопилось множество анекдотов, из которых можно было заключить, что земной шар - весьма неуютное, фантастическое и смехотворное местожительство.
Though he denied that he was a Chinese scholar (he swore that the Sinologues were as mad as march hares) he spoke the language with ease.Он отрицал, что разбирается в китаистике (уверял, что все синологи - сумасшедшие), однако говорил по-китайски вполне свободно.
He read little and what he knew he had learned from conversation.Читал он мало, то, что знал, почерпнул из разговоров.
But he often told Kitty stories from the Chinese novels and from Chinese history and though he told them with that airy badinage* which was natural to him it was good-humoured and even tender.Но он часто пересказывал Китти страницы из китайских романов или книг по истории Китая, и, хотя рассказы его сопровождались обычными для него шуточками, он вкладывал в них сочувствие и даже нежность.
It seemed to her that, perhaps unconsciously, he had adopted the Chinese view that the Europeans were barbarians and their life a folly: in China alone was it so led that a sensible man might discern in it a sort of reality.Ей казалось, что он, может быть бессознательно, проникся представлением китайцев, будто европейцы - варвары, а их жизнь - сплошное безумие; только в Китае жизнь устроена так, что разумный человек может усмотреть в ней что-то реальное.
Here was food for reflexion: Kitty had never heard the Chinese spoken of as anything but decadent, dirty, and unspeakable.Тут было о чем подумать: до сих пор Китти слышала только, что китайцы - народ вырождающийся, грязный, отвратительный.
It was as though the corner of a curtain were lifted for a moment, and she caught a glimpse of a world rich with a colour and significance she had not dreamt of.Словно приподнялся на минутку уголок занавеса, и ей открылся мир, полный красок и значения, какой ей и во сне не снился.
He sat there, talking, laughing, and drinking.А Уоддингтон все болтал, смеялся и пил.
"Don't you think you drink too much?" said Kitty to him boldly.- Вам не кажется, что вы слишком много пьете? -спросила Китти без обиняков.
"It's my great pleasure in life," he answered. "Besides, it keeps the cholera out."- Это моя лучшая услада в жизни, - ответил он. - И от холеры предохраняет.
When he left her he was generally drunk, but he carried his liquor well.Уходил он от нее обычно пьяный.
It made him hilarious, but not disagreeable.Во хмелю бывал весел, но не противен.
One evening Walter, coming back earlier than usual, asked him to stay to dinner.Как-то вечером Уолтер, вернувшись домой раньше обычного, предложил ему остаться у них пообедать.
A curious incident happened.И тут произошел странный случай.
They had their soup and their fish and then with the chicken a fresh green salad was handed to Kitty by the boy.Они съели суп, рыбу, а потом были цыплята, и бой подал Китти салат из свежей зелени.
"Good God, you're not going to eat that," cried Waddington, as he saw Kitty take some.- Боже правый, вы что, хотите это есть? - вскричал Уоддингтон, увидев, что Китти накладывает себе салат.
"Yes, we have it every night."- Да, мы его каждый вечер едим.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии