Однажды вечером после пяти Шаблон последовал его совету, выбрался со сломанным ребром зонтика и клятвой никогда больше такого не повторять. Вертикальные трупы, глаза без жизни в них, стиснутые чресла, ягодицы к бедрам. Звучит мало что, за исключением грохота подземки, эха в тоннелях. Насилие (в поисках выхода): некоторых выносило за две остановки до срока, и вверх по течению они уже не пробивались, вернуться не могли. Все бессловно. Это модернизированная Пляска Смерти или как?
Травма: вероятно, лишь припомнив свое последнее потрясение под землей, он направился к Рахили, обнаружил, что она ужинает с Профаном (Профаном?), зато Паола, которой он прежде пытался избегать, загнала его в угол между черным очагом и эстампом улицы ди Кирико.
– Вам надо это увидеть. – Вручая ему небольшую пачку листов, отпечатанных на машинке.
Исповеди, заголовок. Исповеди Фаусто Майистрала.
– Мне надо вернуться, – сказала она.
– Шаблон не суется на Мальту. – Словно она его просила ехать.
– Прочтите, – сказала она, – и увидите.
– Его отец умер в Валлетте.
– И все?
Что все? Она и впрямь намерена ехать? О господи. А он?
Зазвонил телефон, к счастью. То был Сляб, который на выходных устраивал вечеринку.
– Конечно, – сказала она; и Шаблон отозвался, конечно безмолвно.
Глава одиннадцатая
Нужен, к несчастью, всего-то письменный стол да письменный прибор, чтобы любая комната стала исповедальней. Деянья, совершенные нами, могут оказаться здесь и ни при чем – или расположения духа, в какие мы порой впадаем. Дело может быть лишь в том, что комната – куб – не обладает собственными силами убеждения. Комната просто есть. Занять ее и найти в ней метафору памяти – наша вина.
Позволь мне описать комнату. Размеры ее 17 на 111
/2 на 7 футов. Стены – дранка и штукатурка, и выкрашены в тот же оттенок серого, что и палубы корветов Его Величества в войну. Комната расположена так, что ее диагонали ориентированы с ССВ на ЮЮЗ и с СЗ на ЮВ. Тем самым любой наблюдатель может обозревать из окна и с балкона по ССЗ (короткой) стороне город Валлетта.Входят сюда с ЗЮЗ, через дверь в середине длинной стены комнаты. Только войдя и поворачиваясь по часовой стрелке, человек видит в ССВ-углу переносную дровяную печку, окруженную ящиками, лоханками, мешками, содержащими провизию; матрас, расположенный на полпути вдоль длинной ВСВ-стены; помойное ведро в ЮВ-углу; умывальник в ЮЮЗ-углу; окно, выходящее на Верфь; дверь, в которую только что вошел; и наконец в СЗ-углу – письменный столик и стул. Стул обращен к ЗЮЗ-стене; поэтому голова должна быть обернута на 135º назад, чтобы образовалась линия прямой видимости с городом. Стены ничем не украшены, пол без ковра. На потолке непосредственно над печкой расположено темное серое пятно.
Такова комната. Сказать, что матрас был выпрошен с КНО ВМФ тут же в Валлетте вскоре после войны, печку и провизию предоставила «ОПеКА»[161]
или что стол – из дома, ставшего кучей щебня и уже присыпанного землей; какое отношение это имеет к комнате? Факты – история, а истории бывают только у людей. Факты вызывают эмоциональную реакцию, а ее нам никогда не являла ни одна инертная комната.Комната находится в доме, где до войны было девять подобных комнат. Теперь осталось три. Здание стоит на эскарпе над Верфью. Комната – на штабеле из двух других комнат, остальные две трети здания удалены бомбардировкой, где-то зимой 1942–43 года.
Самого Фаусто можно определить лишь тремя способами. Как отношение: твой отец. Как имя. Самое главное: как обитателя. Почти сразу же, с тех пор, как ты уехала, – как обитателя комнаты.
Почему? Зачем брать комнату введением к апологии? Потому что комната, хоть она безоконна и холодна по ночам, – теплица. Потому что комната – прошлое, хоть у нее и нет своей истории. Потому что, как физическое бытие-в-ней кровати или горизонтальной плоскости определяет то, что мы зовем любовью; как возвышенье должно существовать прежде, чем слово Божье дойдет до паствы и начнется какая ни возьми религия; так же должна быть и комната, запечатанная против настоящего, и только потом можно пытаться как-то разбираться с прошлым.