V.

Наши поэты пишут теперь ни о чем ином, кроме ливня бомб с того, что раньше было Небесами. Мы, строители, как нам и должно, применяем терпение и силу, но – ибо прокляты знанием английского и его эмоциональных оттенков – с ними – и отчаянно-нервическую ненависть к войне, такоже нетерпенье: скорее бы она закончилась.

Сдается мне, наше образование в английских школе и университете сплавило в нас то, что было чисто. Будучи моложе, мы беседовали о любви, страхе, материнстве; говорили на мальтийском, как посейчас мы разговариваем с Эленой. Но что это за язык! Его вам или же сегодняшних Строителей, продвинувшихся вообще после полулюдей, строивших капища Хаджар-Им? Мы говорим, как говорили бы животные.

Могу ль я изъяснить «любовь»? Скажете ей, что любовь моя все та же и часть моей любви к расчетам «бофорсов», экипажам «спитфайров», нашему Губернатору? Что это любовь, объемлющая сей остров, любовь ко всему на нем, что движется! В мальтийском нет слов для такого. Да и оттенков тоньше; да и слов для интеллектуальных состояний ума. Она не может прочесть моих стихов, я не могу их ей перевести.

Стало быть, лишь звери мы тогда. По-прежнему одно с троглодитами, жившими здесь за 400 веков до рождения милого нашего Христа. Ведь живем мы, как они, в кишках Земли. Совокупляемся, плодимся, умираем, не произнеся ни единого слова, кроме похабнейших. Понимает ли кто-либо из нас вообще слова Бога, ученья Церкви Его? Быть может Майистрал, мальтиец, единый со своим народом, предназначен был лишь к жизни на пороге сознания, к существованию в виде едва одушевленного комка плоти, автоматона.

Но мы в раздоре, наше величественное «Поколение 37-го». Быть просто мальтийцем: претерпевать чуть ли не безмыслие, не ощущая времени? Или же мыслить – непрерывно – на английском, слишком уж осознавать войну, время, все, что есть, серые оттенки и тени любви?

Быть может, британский колониализм породил на свет новое существо, человека дуального, нацеленного сразу в две стороны: к миру и простоте с одной, к изнуренному интеллектуальному поиску с другой. Может статься, Маратт, Днубитна и Майистрал – первые люди новой расы. Что за чудовища подымутся следом…

Мысли эти – с той стороны моего разума, что темнее – mohh, мозга. Для ума нет даже слова. Мы вынуждены пользоваться ненавистным итальянским, menti.