V.

Их младенцы вроде бы всегда появляются как нежданная удача; по случайному совпадению событий. Матери смыкают ряды и творят вымышленную тайну касаемо материнства. Это лишь способ компенсировать за неспособность жить с истиной. А истина – они не понимают, что творится у них внутри; что это – механическая и чуждая опухоль, которая в некий момент обретает душу. Они одержимы. Либо: те же силы, что диктуют траекторию бомбы, кончины звезд, ветер и водяной смерч, сосредоточились где-то внутри тазовых границ без их согласия, дабы сотворить еще один могучий несчастный случай. Это пугает их до смерти. Тут кто хочешь испугается.

Итак, это подводит нас к вопросу «понимания» Фаусто и Господа Бога. Очевидно, что беда его никогда не сводилась к простому Бог v.[170] Кесарь, особенно – Кесарь неодушевленный, тот, кого видим на старых медалях и статуях, та «сила», о которой читаем в учебниках истории. Кесарь, во-первых, некогда был одушевлен, и у него имелись свои трудности с миром вещей, а заодно и выродившейся шайкой богов. Легче было бы, раз уж драма проистекает из конфликта, назвать беду просто-напросто «человечий закон v. Божественный», вся она в пределах арены на карантине, бывшей родным домом Фаусто. Я о его душе, а кроме того – об острове. Но сие не драма. Лишь апология Дня 13 Налетов. Даже произошедшее тогда не имеет четко очерченных контуров.

Я знаю о машинах, которые сложнее людей. Если это отступничество, hekk ikun[171]. Чтоб быть человечными, мы сперва должны быть убеждены в собственной человечности. Чем глубже в декаданс, тем оно труднее.

Все больше и больше отчуждаясь от себя, Фаусто II стал замечать в мире вокруг признаки прелестной неодушевленности.

Ныне зимний грегале несет с собой бомбардировщики с севера; как эвроклидон принес св. Павла. Благословенья, проклятья. Но часть ли нас, хоть какая-нибудь – ветер? Имеет ли он к нам вообще какое-то отношение?

Где-то, быть может, за холмом – в каком-то укрытии – крестьяне сеют пшеницу к июньскому урожаю. Бомбежки сосредоточены вокруг Валлетты, Трех Городов, Гавани. Пасторальная жизнь стала невероятно привлекательна. Но есть и шальные: одной убило мать Элены. Мы можем ожидать от бомб не большего, чем от ветра. Ожидать вообще не следует. Если не стану marid b’mohhu, могу лишь продолжать как сапер, как могильщик, я должен отказаться от мыслей о любом другом состоянии, прошедшем или же будущем. Лучше сказать: «Так было всегда. Мы всегда жили в Чистилище, и наш срок тут в лучшем случае неопределен».

Очевидно, как раз в это время он взялся таскаться по улицам, при налетах. До Та’Кали еще не один час, ему бы лучше спать. Не из храбрости, ни по чему, связанному с работой. Да и, поначалу, не слишком подолгу.