V.

Он двинулся обратно к Рахили. Бунт рассредоточивался. У него за спиной завертелись пропеллеры; самолет поехал на рулежку, развернулся на месте, взлетел, пропал. Профан не стал поворачиваться и провожать его взглядом.

VI

Патрульный Ёнеш и офицер Тен-Эйк, пренебрегая подъемными устройствами, в полном согласии прошагали вверх по двум маршам дворцовой лестницы и коридору к квартире Обаяша. Несколько репортеров бульварной прессы, поднявшиеся на лифте, перехватили их на полпути. Шум из квартиры Обаяша слышали аж на Приречном проезде.

– Нипочем не угадаешь, что за Беллвью там будет, – сказал Ёнеш.

Они с напарником были преданными зрителями телевизионной программы «Облава». Оттачивали у себя невозмутимый вид, несинкопированные речевые ритмы, монотонные голоса. Один был высокий и тощий, другой низенький и толстый. Шли они в ногу.

– Поговорил там с врачом, – сказал Тен-Эйк. – Молодой парняга по фамилии Готтшальк. Обаяшу было что сказать.

– Посмотрим, Эл.

Перед дверью Ёнеш и Тен-Эйк вежливо дождались, когда единственный фоторепортер в группе проверит свою вспышку. За дверью довольно визжала девушка.

– О-хо-хо, – произнес журналист.

Легавые постучали.

– Заходите, заходите, – раздалось множество бухих голосов.

– Это полиция, мэм.

– Терпеть болонь не могу, – рявкнул кто-то.

Тен-Эйк пнул дверь, которая была не заперта. Тела за ней отступили, чтобы фотографу открылась линия прямой видимости на Мафию, Харизму, Фу и друзей, игравших в «Музыкальные одеяла». Бац, сказала камера.

– Очень жаль, – сказал фотограф, – эту мы напечатать не сможем. – Тен-Эйк, расталкивая всех плечами, направился к Мафии.

– Значит, так, мэм.

– Хотите сыграть, – истерично.

Легавый улыбнулся, терпимо.

– Мы побеседовали с вашим супругом.

– Лучше пойдем-ка, – произнес другой легавый.

– Эл, наверное, прав, мэм. – Комнату время от времени освещала вспышка, словно припадки зарницы.

Тен-Эйк потряс ордером.

– Публика, вы все арестованы, – сказал он. Ёнешу: – Вызывай лейтенанта, Стив.

– Какое обвинение, – заголосили люди.

Момент зажигания Тен-Эйк вычислял верно. Несколько толчков пульса выждал.

– Нарушения общественного покоя вполне хватит, – сказал он.

Быть может, покой в ту ночь остался не нарушенным только у Макклинтика и Паолы. Маленький «триумф» неуклонно продвигался к верховьям Хадсона, ветерок лично у них был прохладен, выметал все, чем уши, ноздри, рты забил им Нуэва-Йорк.

Она с ним разговаривала прямо, и Макклинтик не парился. Пока рассказывала ему, кто она, о Шаблоне и Фаусто – излагала даже про путешествие на Мальту от тоски по дому, – Макклинтику пришло в голову такое, что уже пора было увидеть: единственный путь мимо неприпаренного/безумного прихлопа-пришлепа, очевидно, – медленная, изматывающая и тяжелая работа. Люби, а рта не раскрывай, помогай, не рвя жопу и без рекламы: не парься, но приглядывай. Мог бы и раньше сообразить, будь у него хоть какой-то здравый смысл. Отнюдь не откровение, просто он бы предпочел этого не признавать.

– Еще бы, – сказал он позже, когда они направились в Беркширы. – Паола, ты знала, что я все это время выдувал дурацкую фразу. Мистер Сало, самородок, – это я. Ленивый, считаю в порядке вещей, что где-то есть такое чудо-лекарство, которое вылечит этот городок, меня излечит. А его нет и никогда не будет. Никто не спустится с небес и не приберет Руйни и бабу его, или Алабаму, или Южную Африку, или нас с Россией. Нету никаких волшебных слов. Даже «я тебя люблю» недостаточно волшебно. Можешь представить, как Эйзенхауэр это говорит Маленкову или Хрущеву? Хо-хо… Не парься, но приглядывай, – сказал он. Где-то позади кто-то когда-то сбил на дороге скунса. Запах не отпускал их много миль. – Будь мать жива, я б заставил ее это вышить.

– Ты ж знаешь, правда, – начала она, – что мне нужно…

– Вернуться домой, еще бы. Но неделя пока не кончилась. Полегче давай, девочка.

– Не могу. Вообще смогу ли?

– С музыкантами путаться не будем, – только и сказал он. Знал ли, чем она вообще сможет стать, когда угодно?

– Шлеп, хлоп, – пел он деревьям Массачусетса. – Когда-то я греб…

Глава тринадцатая, в которой выясняется, что бечевка йо-йо – состояниеума

I

Переход на Мальту случился в конце сентября, через Атлантику, чьи небеса ни разу не показали солнца. Судном была «Сусанна Сквадуччи», уже разок возникавшая в давно прерванном опекунстве Паолы Профаном. Тем утром он вернулся на борт в тумане, зная, что йо-йо Фортуны тоже вернулось уже к некой начальной точке, особо не противясь, не предвкушая – ничего; просто готовый плыть себе, обзавестись направлением и дрейфовать, куда б Фортуна ни пожелала. Если желать Фортуна способна.

Кое-кто из Шайки пришел пожелать Профану, Паоле и Шаблону bon voyage[180]; кто не сидел в тюрьме, не уехал из страны или не лежал в больнице. Рахиль не объявилась. Дело было среди недели, у нее работа. Предполагал Профан.