V.

– Надо было в первом дивизионе оставаться, – высказался Пуз Клайд, мрачно. Лазарь принялся мести воду на Пуза Клайда, который выскочил из сектора поражения и запрыгал вниз по трапу правого борта. Картошечному рулевому: – Дай огурчика, а, Тигр?

– Огурчика хочешь, – ответил Тигр, крошивший лук. – На. Вот тебе огурчик. – Глаза у него слезились так сильно, что он напоминал обиженного мальчишку, коим, собственно, и был.

– Порежь ломтиками и на тарелочку выложи, – сказал Пуз Клайд, – тогда я, может, и да…

– На. – Из камбузного иллюминатора. Свешивался Папик Год, размахивая полумесяцем арбуза. В Тигра он плюнул семечком.

Вот прежний Папик Год, подумал Клайд. К тому же – в синем парадно-выходном и при галстуке.

– Шевели поршнями, Клайд, – сказал Папик Год. – Увольнение вот-вот объявят.

Посему, разумеется, Клайд унесся молнией в носовой кубрик и вернулся за пять минут, влатанный, как обычно, для схода на берег.

– 832 дня, – рыкнул Тигр Младкров, когда Папик и Клайд направились на шканцы. – И мне никогда не дожить.

«Эшафот», покоясь на кильблоках, подпирался с бортов дюжиной деревянных балок сечением в фут – от бортов судна они шли к стенкам сухого дока. Сверху «Эшафот», должно быть, смотрелся как гигантский кальмар с деревянного цвета щупальцами. Папик и Клайд сошли по длинным мосткам и с минуту постояли под дождем, глядя на корабль. Купол сонара был окутан секретным брезентом. На верхушке мачты трепетал самый здоровый американский флаг, который только сумел найти капитан Шмур. С вечерней зарей его не спустят; а как только сгустится подлинная ночь, включат переносные прожектора и наведут на него. И все это ради египетских бомбардировщиков, которые могут налететь, а «Эшафот» в данное время – единственный американский корабль на всю Валлетту.

По правому борту высилась школа или семинария с часами на башне, выраставшей из бастиона высотой с антенну РЛС обнаружения надводных целей.

– На мели, – сказал Клайд.

– Говорят, асеи нас выкрадут, – сказал Папик. – Жопой на мель посадят, покуда все не кончится.

– Все равно может затянуться. Сигаретку дай мне. Генератор же, гребной винт…

– И ракушки. – Папику Году стало противно. – Вероятно же, захотят пескоструить, раз уж она в доке. Хотя нам докование в Филли светит, как только вернемся. Нам найдут чем заняться, Пуз Клайд.

Они пошли петлять по Верфям. Вокруг гуськами и кучками блуждала почти вся увольнительная команда «Эшафота». Подлодки тоже держали под покровами: то ли секретности ради, то ли от дождя. Дунули в гудок – конец работы, – и Папика с Клайдом тут же завертело в потоке судоремонтников: изрыгнутые землей, кораблями и писсуарами, все ринулись к воротам.

– Сухопутные везде одинаковы, – сказал Папик; им с Клайдом спешить некуда. Мимо бежали докеры, пихаясь: оборванные, серые.

Когда Папик с Клайдом добрались до каменных ворот, там никого уже не было. Их поджидали только две старые монашки – сидели по обеим сторонам ворот, держа соломенные корзинки для пожертвований на коленях и с черными зонтиками над головами. Днища корзинок едва прикрывались шестипенсовиками и шиллингом-другим. Клайд извлек крону; Папик, который никакую валюту менять не ходил, бросил в другую корзинку доллар. Монашки кратко улыбнулись и возобновили бдение.

– Что это было? – улыбнулся никому Папик. – Плата за вход?

Под громадами руин они поднялись по склону холма, за плавный поворот дороги и в тоннель. На другом конце тоннеля была автобусная остановка: три пенса до Валлетты, до самого отеля «Финикия». Когда приехал автобус, они влезли вместе с несколькими отставшими судоремонтниками и множеством матросов с «Эшафота», которые расселись сзади и запели.

– Папик, – начал Пуз Клайд, – я знаю, что меня это не касается, но…

– Водитель, – раздался вопль сзади. – Эй, водитель. Остановите автобус. Мне отлить надо.

Папик съехал ниже по сиденью; надвинул беску на глаза.

– Теледу, – пробормотал он. – Точно Теледу.

– Водитель, – сказал Теледу из машинной команды. – Если вы не остановите автобус, мне придется писать в окно. – Непроизвольно Папик обернулся посмотреть. Сколько-то бекасов из машины пытались оттащить Теледу от окна. Водитель мрачно ехал дальше. Птицы с верфей не чирикали, а пристально наблюдали. Братва с «Эшафота» распевала:

Пойдем поссым на «Форрестол»,
Чтоб эта чертова лоханка уплыла, –

на мотив «Старой серой клячи», что началось еще в бухте Гитмо зимой 55-го.

– Как ему в башку что втемяшится, – сказал Папик, – он не бросит. Поэтому, если ему сейчас не дадут поссать в окно, он, наверное…

– Смотри, смотри, – сказал Пуз Клайд. По центральному проходу на них двигалась желтая река мочи. Теледу застегивал ширинку.

– Посланец доброй воли и не дурак подурачиться, – заметил кто-то, – вот наш Теледу во всей красе. – Пока река пробиралась вперед, моряки и судоремонтники торопливо забрасывали ее листами тех немногих утренних газет, что валялись на сиденьях. Соратники Теледу аплодировали.

– Папик, – сказал Пуз Клайд, – ты намерен сегодня вечером пойти и набубениться?