V.

Эван посмотрел на часы. Что все это за чертовня? Зачем так сложно? Старик что, впутался в политику или в детство впал? Еще несколько часов по меньшей мере ничего не поделаешь. Эван надеялся, что затевается хоть что-нибудь – только бы облегчить серость его изгнанья, – но готов был и к разочарованию. Выключив газ, он вышел в коридор, закрыл за собой дверь, начал спускаться по лестнице. Интересно, размышлял он, где может располагаться это самое заведение Шайссфогеля, – но тут ступени вдруг не выдержали его тяжести, и он проломился сквозь лестницу, отчаянно цепляясь за воздух. Ухватился за балясину; нижний конец ее треснул, и его вынесло в колодец, на высоте седьмого этажа. Он висел и слушал, как скрипят гвозди, медленно вытягиваясь из перил сверху. Я, подумал он, самый неуклюжий олух на свете. Эта штука в любую секунду рухнет. Он огляделся: что делать? Ноги его висели в двух ярдах мимо и нескольких дюймах над перилами следующего пролета. Руина той лестницы, которую он только что покинул, – в футе от его правого плеча. Поручень, на котором он висел, опасно качался. Что мне терять, подумал Эван. Надежда лишь на то, что слаженность движений не слишком подкачает. Осторожно он выгнул над собой правую руку так, чтобы ладонь плоско легла на бок лестницы: после чего резко оттолкнулся. Его пронесло над зияющим провалом колодца, он услышал визг гвоздей, выдирающихся над головой из древесины, – и тут же достиг экстремума своего размаха, отбросил поручень, точно приземлился верхом на перила следующего пролета и соскользнул по ним спиной вперед, а на площадку седьмого этажа прибыл одновременно грохоту перил, рухнувших наземь далеко внизу. Эван слез с поручня, трясясь, и сел на ступени. В тютельку, подумал он. Браво, дружок. Прям акробат или вроде того. Но мгновенье спустя, когда его чуть не вырвало прямо между ног, он подумал: а насколько это, вообще-то, случайно? Когда я поднимался, с лестницей все было хорошо. Он нервно улыбнулся. Становлюсь едва ль не таким же тронутым, как отец. Когда он вышел на улицу, трясти его почти перестало. Он постоял перед домом с минуту, соображая.

Не успел опомниться, его взяли в клещи два полицейских.

– Ваши бумаги, – сказал один.

Встряхнувшись, Эван машинально возмутился.

– Таков у нас приказ, cavaliere. – Эван уловил легкую нотку пренебрежения в этом «кавалере». Он извлек паспорт; guardie согласно кивнули, прочтя имя.

– Вы не будете любезны сообщить мне… – начал Эван.

Они весьма сожалели, но информацию ему предоставить не могли. Ему придется пройти с ними.

– Я требую встречи с английским генеральным консулом.

– Но, cavaliere, откуда нам знать, англичанин вы или нет? Вдруг этот паспорт подделка. Вы можете оказаться из любой страны света. Даже из таких, о которых мы и слыхом не слыхивали.

По загривку его поползли мурашки. Ему вдруг пришло в голову безумие – а если они намекают на Вайссу.

– Если ваше начальство способно предоставить мне разумное объяснение, – сказал он, – я к вашим услугам.

– Разумеется, cavaliere. – Они пересекли площадь и зашли за угол, к ожидавшему их экипажу. Один полисмен любезно избавил Эвана от зонтика и принялся тщательно его осматривать.

– Avanti[95], – крикнул второй, и они взяли в галоп по Борго ди Гречи.

V

Ранее тем днем в венесуэльском консульстве дым стоял коромыслом. Из Рима в полдень с ежедневной дипломатической почтой поступила шифровка, предупреждавшая о вспышке революционной деятельности в районе Флоренции. Различные местные осведомители уже сообщали о высокой загадочной фигуре в широкополой фетровой шляпе – личность эта обреталась последние несколько дней поблизости от консульства.

– Будьте благоразумны, – увещевал Саласар, вице-консул. – Худшее, чего можно ожидать, – демонстрация-другая. Что они могут? Разобьют несколько окон, кусты потопчут.

– Бомбы, – вопил Ратон, его начальник. – Разор, грабеж, насилие, хаос. Они могут нас опрокинуть, устроить путч, поставить хунту. Где может быть лучше? В этой стране помнят Гарибальди. Взгляните на Уругвай. У них наберется много союзников. А у нас что? Вы, я, один конторщик-кретин да поденщица.

Вице-консул выдвинул ящик стола, извлек оттуда бутылку «Руфины».

– Дорогой мой Ратон, – сказал он, – успокойтесь. Этот людоед в обвислой шляпе может оказаться кем-то из наших – прислали из Каракаса за нами приглядывать. – Он разлил вино по двум бокалам без ножек, один протянул Ратону. – Кроме того, в коммюнике из Рима ничего конкретного не сообщалось. Эта загадочная личность там даже не упомянута.

– Он в этом деле, – сказал Ратон, прихлебывая вино. – Я наводил справки. Выяснил, как его зовут, а деятельность у него – теневая и незаконная. Знаете, как его называют? – Он театрально помялся. – Гаучо.

– Гаучо – это в Аргентине, – успокаивающе заметил Саласар. – А кличка может быть искаженным французским gauche. Может, он левша.

– Больше у нас ничего, – упрямо гнул свое Ратон. – Континент-то один и тот же, нет?

Саласар вздохнул.

– Ну и как вы намерены действовать?