V.

– Вы собираетесь смотреть? – спросил Гаучо с негодованием. – Можно мне чуточку уединения? Я по-прежнему гражданин Флоренции. Некогда она была республикой. – Не дожидаясь ответа, он вошел в кабинку и захлопнул за собой дверь. – Как, вы рассчитываете, я убегу? – задорно крикнул он изнутри. – Смою себя в писсуар и уплыву по Арно? – Мочась, он снял воротник и галстук, на обороте воротничка накарябал записку Куэрнакаброну, поразмыслил, что и лис иногда бывает полезен, не только лев, вернул воротничок на шею, вновь повязал галстук и платок и вышел.

– Решили все-таки не снимать? – сказал Анджело.

– Проверяю меткость. – Оба рассмеялись. Двух других guardie тененте поставил снаружи. – Великодушия ему не хватает, – заметил Гаучо, когда его снова повели по коридору.

Вскоре он оказался в отдельном кабинете, на жестком деревянном стуле.

– Снимите повязку, – распорядился голос с британским выговором. Из-за конторского стола Гаучо моргал ссохшийся лысоватый человечек. – Вы Гаучо, – произнес он.

– Можем говорить по-английски, если угодно, – сказал Гаучо. Трое guardie удалились. Тененте и трое агентов в штатском, на взгляд Гаучо – государственная полиция, – выстроились у стен.

– Вы проницательны, – сказал лысоватый.

Гаучо решил, по меньшей мере, изобразить честность. У всех его знакомых inglesi[102], похоже, был фетиш насчет игры в крикет.

– Так и есть, – признал он. – Довольно для того, чтобы понимать, что это за место, ваше превосходительство.

Лысоватый тоскливо улыбнулся.

– Я не генеральный консул, – сказал он. – Тот – майор Пёрси Чепмен, и он занят другими делами.

– Тогда я бы решил, – наугад произнес Гаучо, – что вы из английского Мининдела. Оказываете поддержку итальянской полиции.

– Возможно. Поскольку вы, мне кажется, посвящены во внутренний круг, полагаю, вы знаете, почему вас сюда доставили.

Вероятность частной договоренности с этим человеком вдруг показалась правдоподобной. Гаучо кивнул.

– И мы можем говорить откровенно.

Гаучо снова кивнул, ухмыльнувшись.

– Тогда давайте начнем, – сказал лысоватый, – с того, что вы мне сообщите все, что вам известно о Вайссу.

Гаучо озадаченно подергал себя за мочку. Вероятно, он все же просчитался.

– Вы имеете в виду – Венесуэлу?

– Мне думалось, мы договорились не запираться. Я сказал – Вайссу.

Весь вдруг, впервые после джунглей, Гаучо испугался. Открыв рот, он ответил с высокомерием, прозвучавшим неискренне даже на его слух.

– Мне о Вайссу ничего не известно, – сказал он.

Лысоватый вздохнул.

– Ну что ж. – Миг-другой он пошуршал бумагами на столе. – Значит, приступим к презренной процедуре допроса. – Он подал знак трем полицейским, и те быстро сомкнулись вокруг Гаучо треугольником.

VI

Когда старый Годолфин проснулся, окно заливал красный закат. Лишь через минуту-две вспомнил он, где находится. Перепорхнул взглядом с темнеющего потолка на цветастое пышное платье, висящее на дверце резного гардероба, на путаницу щеток, пузырьков и баночек на туалетном столике, а потом сообразил, что это номер той девушки, Виктории. Она его сюда привела немного отдохнуть. Он сел на кровати, нервно всмотрелся в окружающее. Он в «Савое», на восточной стороне Пьяццы Витторио Эммануэле. Но куда делась она сама? Сказала же, что останется, присмотрит за ним, убедится, что ничего плохого с ним не произойдет. А сама исчезла. Годолфин глянул на часы, повернув циферблат так, чтобы поймать гаснущий свет. Проспал он всего около часа. Она сбежала, не тратя времени впустую. Годолфин встал, подошел к окну, постоял, глядя на площадь, наблюдая, как заходит солнце. Его ушибло мыслью, вдруг она, в конце концов, – от неприятеля. Он бешено повернулся, бросился через всю комнату, крутнул ручку. Дверь была заперта. Черт бы побрал его слабость, эту тягу молить первого встречного об исповеди! Его погружало в предательство, стремившееся утопить его, уничтожить. Он сделал шаг в исповедальню, а оказался в oubliette[103]. Годолфин быстро подошел к туалетному столику, ища глазами, чем бы взломать дверь, и обнаружил на нем записку, аккуратно выведенную на душистой почтовой бумаге, ему:

Если Вы цените собственное благополучие так же сильно, как я, прошу Вас – не пытайтесь уйти. Поймите, я верю Вам и хочу помочь в Вашей ужасной нужде. Я ушла проинформировать Британское консульство обо всем, что Вы мне рассказали. У меня с ними уже был личный опыт общения; я знаю, что Мининдел в высшей степени действенен и благоразумен. Вернусь вскоре после темноты.