– Через Понте-Веккьо к галерее Питти, – ответил тененте. – Это для туристов. Мы так далеко не пойдем. – Идеальный путь побега. Вот идиот Мантисса! Но на полдороге по мосту они вышли в подсобное помещение табачной лавки. Полиции этот выход, похоже, известен; значит, не так он и хорош. Однако к чему столько секретности? Ни одно городское правительство никогда не блюло такой осторожности. Значит, должно быть, венесуэльские дела. На улице стояло закрытое ландо, выкрашенное в черный. Его быстренько втолкнули внутрь и тронулись к правому берегу. Гаучо знал, что сразу в нужное место они не поедут. И не поехали: сразу за мостом возница начал выписывать зигзаги, петлять, ездить кругами. Гаучо откинулся на спинку, выпросил у тененте сигаретку и оценил ситуацию. Если это венесуэльцы, дела его плохи. Во Флоренцию он приехал специально организовывать венесуэльскую колонию, та сосредоточивалась на северо-востоке города, у Виа Кавур. Их всего несколько сотен: держатся сами по себе и работают либо на табачной фабрике, либо на Mercato Centrale[98], либо же выступают как маркитанты Четвертого армейского корпуса, расквартированного поблизости. За два месяца Гаучо сумел распределить их по званиям и мундирам, под коллективным наименованием «Figli di Machiavelli»[99]. Не сказать, что они как-то особо любили подчиняться; да и, говоря политически, были не особо либеральны или националистично настроены; им просто нравилось время от времени хорошенько побузить, и если воинские организации и эгида Макьявелли могут этому поспособствовать, тем лучше. Гаучо обещал им бунт уже два месяца, но время пока что оставалось неблагоприятным: в Каракасе все было спокойно, лишь в джунглях имели место несколько стычек. Он ждал крупного инцидента, стимула, на который можно громоносно, антифонально отозваться через неф Атлантики. Минуло, в конце концов, всего два года после того, как уладили пограничный спор с Британской Гвианой, из-за которого Англия и Соединенные Штаты чуть не схватились врукопашную. Его агенты в Каракасе постоянно уверяли его: сцена готовится, люди вооружаются, взятки раздаются, вопрос лишь во времени. Очевидно, что-то произошло, иначе с чего бы им его брать за шиворот? Надо придумать, как передать сообщение его заместителю Куэрнакаброну. Обычно они с ним встречались в пивном саду Шайссфогеля, на Пьяцца Витторио Эммануэле. А еще этот Мантисса с его Боттичелли. Жаль, что с этим все так. Придется отложить на другой вечер…
Слабоумный!
Разве ж венесуэльское консульство не в какой-то полусотне метров от Уффици? Если там будет проходить демонстрация, всем guardie будет чем заняться; может, и взрыва бомбы не услышат. Отвлекающий выпад! Мантисса, Чезаре и пухлявая блондинка удерут без помех. Может, и он их сопроводит до места встречи под мостом: как подстрекателю ему неразумно будет оставаться на месте волнений слишком уж долго.
Все это, разумеется, допуская, что ему удастся отговориться от тех обвинений, что ему попробует предъявить полиция, либо, при неудаче, сбежать. Но самое главное – связаться с Куэрнакаброном. Гаучо почувствовал, что ландо сбавляет ход. Один guardie вынул шелковый платок, сложил его продольно вдвое, потом вчетверо и завязал им глаза Гаучо. Дернувшись, ландо остановилось. Тененте взял Гаучо за руку и повел его по двору, в дверь, несколько раз они свернули, вниз по лестнице.
– Сюда, – распорядился тененте.
– Могу я попросить вас об одолжении, – произнес Гаучо, притворно смущаясь. – Столько вина сегодня выпил, но у меня не было случая… То есть, если я должен буду отвечать на ваши вопросы честно и дружелюбно, мне будет гораздо легче, если…
– Хорошо, – буркнул тененте. – Анджело, присмотри за ним. – Гаучо благодарно улыбнулся. Он потащился по коридору за Анджело, который открыл ему дверью.
– Можно это снять? – спросил Гаучо. – В конце концов, un gabinetto è un gabinetto[100].
– Правда ваша, – сказал guardia. – А окна непрозрачные. Валяйте.
– Mille grazie[101]. – Гаучо снял с глаз повязку и с удивлением обнаружил себя в довольно изысканном ватерклозете. Здесь даже были кабинки. Только американцы и англичане так обстоятельны со своей канализацией. А в коридоре снаружи, вспомнил он, пахло чернилами, бумагой и сургучом; наверняка это консульство. И у американского, и у британского консулов штаб-квартиры на Виа Торнабуони, поэтому Гаучо понимал, что он, говоря грубо, сейчас где-то в трех кварталах к западу от Пьяцца Витторио Эммануэле. До Шайссфогеля можно и докричаться.
– Быстрей, – сказал Анджело.