V.

Уже давно решил он, что ни в какой Ситуации объективной реальности нет: существует она лишь в умах тех, кому выпало в любой данный момент ею заниматься. Поскольку эти несколько умов скорее складываются в итоговую сумму либо комплекс более ублюдочные, нежели гомогенные, Ситуации на взгляд единичного наблюдателя приходится выглядеть скорее четырехмерной диаграммой – для глаза, приученного видеть мир лишь в трех измереньях. Поэтому успех либо провал любой дипломатической задачи должен варьировать в непосредственной зависимости от степени слаженности, достигаемой коллективом, перед нею стоящим. Это же приводило к едва ли не маниакальной одержимости коллективизмом, что, в свою очередь, вдохновляло коллег прозвать его Сидни-Чечеточником, из тех соображений, что лучше всего ему удается выступать перед кордебалетом.

Но теория была стройна, и он ее любил. Из нынешнего хаоса он черпал единственное утешение – его теории удавалось этот хаос объяснить. Воспитывала его пара гнетущих тетушек-нонконформисток, и поэтому у него развилась англо-саксонская тенденция противопоставлять северное/протестантское/интеллектуальное средиземноморскому/римско-католическому/иррациональному. Так он и оказался во Флоренции с глубоко укоренившейся и, по преимуществу, подсознательной враждебностью ко всему итальянскому, а дальнейшее поведение его нынешних партнеров из тайной полиции лишь подкрепляло ее. Какой же именно Ситуации можно ожидать от эдакой презренной и разномастной ватаги?

Взять этого английского паренька, к примеру: Годолфина, он же Гадрульфи. Итальянцы утверждали, что в часовом допросе не сумели ничего выудить о его отце, флотском офицере. Однако мальчишка, будучи доставлен наконец в британское консульство, первым делом попросил Шаблона о помощи в отыскании старого Годолфина. Он был вполне готов отвечать на любые вопросы о Вайссу (хотя на самом деле всего лишь повторял ту информацию, коей МИД и так уже располагал); он по собственной воле упомянул о встрече у Шайссфогеля сегодня вечером в десять; в общем и целом демонстрировал честную озабоченность и изумление, свойственные любому английскому туристу, столкнувшемуся с происходящим за пределами ведомого Бедекеру либо подвластного Куку. И это просто не соответствовало тому представлению, которое сложилось у Шаблона об отце и сыне как хитрейших архипрофессионалах. Наниматели их, кто бы ни были (у Шайссфогеля пивзал – германский, это может иметь значение, а особенно с учетом членства Италии в Dreibund[108]), не потерпели бы подобной простоты. Тут у нас все слишком велико, чересчур всерьез, чтобы в представлении участвовал кто-то помимо ведущих актеров.

Управление вело досье на старого Годолфина с 84-го, когда почти в полном составе погибла его землемерная экспедиция. Название «Вайссу» фигурировало в нем лишь единожды, в секретном меморандуме МИДа министру по делам войны, выжатом из личных показаний Годолфина. Однако неделю назад итальянское посольство в Лондоне разослало циркулярную телеграмму, которую, проинформировав государственную полицию, пропустил флорентийский цензор. Посольство не приложило к ней никакого пояснения, разве что на листке было нацарапано от руки: «Это может вас заинтересовать. Сотрудничество к нашей взаимной выгоде». Подписано инициалами итальянского посла. Вновь увидев Вайссу в деле к исполнению, начальник Шаблона предупредил оперативный состав в Довилле и Флоренции: внимательно присматривать за отцом и сыном. Начали интересоваться в Географическом обществе. Поскольку оригинал где-то затерялся, младшие научные сотрудники принялись собирать текст показаний Годолфина во время инцидента, опрашивая всех наличествующих членов Следственной Комиссии. Начальника озадачивало, почему телеграмма не зашифрована; но это лишь подкрепило убеждение Шаблона, что Управлению противостоит парочка ветеранов. Такая наглость, чуял он, такая самонадеянность раздражают, начинаешь их за это ненавидеть, однако в то же время и восхищения они достойны. Не обеспокоиться о шифровании – дерзкий жест истинного игрока.

Дверь нерешительно приоткрылась.

– Послушайте, мистер Шаблон.

– Да, Моффит. Сделали то, что я вам велел?

– Они вместе. Мне повод не нужен[109], знаете.

– Браво. Дайте им час или около того. А потом молодого Гадрульфи выпустим. Скажете ему, нам, в общем, не за что его держать, извините за беспокойство, салют, a rivederci. Сами знаете.

– А потом за ним последить, э. Погнали дичь, ха ха.

– О, он отправится к Шайссфогелю. Мы ему порекомендовали не срывать рандеву, и, откровенен он с нами или же нет, со стариком-то встретится. По крайней мере, он ведет свою игру так, как мы считаем, он играет.

– А Гаучо?

– Дайте ему еще час. Потом, если захочет сбежать, пусть его.

– Непредсказуемо, мистер Шаблон.

– Довольно, Моффит. Назад, в кордебалет.