Читаем V. полностью

Дышать ему стало трудно. Она угадала, или разнюхала, или ей подсказали. Вероятно, она не опасна. Но как он мог сказать: я презираю политику, все равно, международная она или не выходит за рамки одного управления. А политика, приведшая вот к этому, действовала точно так же и была равно презренна. Все предполагали, что Вайссу – кодовое обозначение Венесуэлы, обычное дело, пока англичане их не проинформировали, что Вайссу действительно существует. Есть показания молодого Гадрульфи, подтверждения уже добыты в Географическом обществе и у Следственной Комиссии пятнадцать лет назад, о вулканах. А с той поры один скудный факт прибавлялся к другому, и цензура той единственной телеграммы сошла лавиной в целый день переговоров – сплошь взаимные уступки, взаимные услуги, угрозы, распри, тайные голосования, пока Ферранте и его начальник вынужденно не оказались лицом к лицу с тошнотворной истиной: им придется вступить в союз с Англией ввиду высокой вероятности общей опасности. Не вступать они просто не могут себе позволить.

– Может и Венеру обозначать, откуда я знаю, – сказал он. – Прошу вас, я не могу эти вопросы обсуждать. – Старуха снова рассмеялась и вновь запилила по своей коленной виоле. Она презрительно смотрела, как Ферранте снимает с крюка в стене над плитой сковороду, наливает в нее оливкового масла и ворошит угли, чтобы вспыхнули. Когда масло зашкворчало, он аккуратно, как жертвоприношение, разложил на сковороде кальмара. Ферранте ни с того ни с сего прошиб пот, хотя у плиты было не очень жарко. В кухне ныла древняя музыка, отзываясь от стен. Ферранте, не понять толком почему, дал себе задуматься, не Палестрина ли ее сочинил.

<p>IX</p>

С тюрьмой, кою Эван недавно покинул, граничат и пролегают не очень далеко от британского консульства две узкие улочки – Виа дель Пургаторио и Виа делл’Инферно: они пересекаются буквой Т, чья ножка тянется параллельно Арно. Виктория стояла на этом перекрестке, ночь вокруг мрачная – крохотная прямая фигурка в белом канифасе. Она дрожала, точно ждала некоего возлюбленного. Консульские были предупредительны; мало того, в их глазах она различила тупое биенье какого-то тяжкого знания – и тут же поняла, что старого Годолфина действительно выкручивала «ужасная нужда», а интуиция ее в очередной раз не подвела. Она гордилась этим навыком, как атлет гордится своей силой или уменьем; например, навык этот ей однажды подсказал, что Славмаллоу – шпион, а не просто обычный турист; больше того, этот навык как-то сразу открыл и в ней дремлющий талант к шпионству. Ее решение помочь Годолфину возникло вовсе не из какой-то романтической иллюзии шпионажа – в деле этом она видела главным образом уродство, блеска в нем маловато, – скорее потому, что она чувствовала: навык этот или virtú[115] – штука желанная и приятная чисто сама по себе; и тем более действенен он становился, чем далее разводился с нравственным намереньем. Хотя сама Виктория это отрицала б, но была она заодно с Ферранте, с Гаучо, с синьором Мантиссой; как и те, она бы действовала, сложись так обстоятельства, исходя из уникальной и частной глоссы «Князя». Она переоценивала virtú, индивидуальное действие, почти так же, как синьор Мантисса переоценивал лиса. Быть может, настанет день и кто-нибудь из них спросит: что же осталось от эпохи, если не подобное неравновесие, что клонится к более коварному, менее напористому?

Окаменев на перекрестке, она не знала, доверился ли ей старик, дождался ли в конце концов. Молилась, чтобы дождался, вероятно – не столько из участия в нем, сколько из какой-то обвитой разновидности самовосхваления, видя в соответствии событий тем каналам, которые она этим событиям проложила, славное свидетельство ее собственного навыка. Избегала – вероятно, из-за того оттенка сверхъестественности, что, в ее восприятии, был свойственен мужчинам, – она одного: не была, как школьница какая-нибудь, склонна звать всех мужчин старше пятидесяти «милашками», «дорогушами» или «приятными». Во всяком пожилом мужчине скорее видела она дремлющий образ его же, только отброшенный на двадцать или тридцать лет, как фантом, почти слившийся контуром своим с аналогом: молодым, сильным, с могучими жилами и чуткими руками. Потому и в капитане Хью она желала помочь его юной ипостаси, вправить его в обширную систему каналов, шлюзов и запруд, какую она выкопала для необузданной реки Фортуны.

Перейти на страницу:

Все книги серии V - ru (версии)

V.
V.

В очередном томе сочинений Томаса Пинчона (р. 1937) представлен впервые переведенный на русский его первый роман «V.»(1963), ставший заметным явлением американской литературы XX века и удостоенный Фолкнеровской премии за лучший дебют. Эта книга написана писателем, мастерски владеющим различными стилями и увлекательно выстраивающим сюжет. Интрига"V." строится вокруг поисков загадочной женщины, имя которой начинается на букву V. Из Америки конца 1950-х годов ее следы ведут в предшествующие десятилетия и в различные страны, а ее поиски становятся исследованием смысла истории. Как и другим книгам Пинчона, роману «V.» присуща атмосфера таинственности и мистификации, которая блестяще сочетается с юмором и философской глубиной.Некая таинственная V. возникает на страницах дневника, который пишет герой романа. Попытки ее найти вязнут в сложных переплетениях прошлого, в паутине нитей, намеков, двусмысленностей и многозначности. Во всех частях света, в разных эпохах обнаруживаются следы, но сама V. неуловима.Существует ли она на самом деле, или является грандиозной мистификацией, захватившей даже тех, кто никогда не слышал о V.? V. – очень простая буква или очень сложный символ. Всего две линии. На одной – авантюрно-приключенческий сюжет, горькая сатира на американские нравы середины 50-х, экзотика Мальты, африканская жара и холод Антарктики; на другой – поиски трансцендентного смысла в мироздании, энтропия вселенной, попытки героев познать себя, социальная паранойя. Обе линии ведут вниз, и недаром в названии после буквы V стоит точка. Этот первый роман Томаса Пинчона сразу поставил автора в ряды крупнейших прозаиков Америки и принес ему Фолкнеровскую премию.

Томас Пинчон , Томас Рагглз Пинчон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
V.
V.

Томас Пинчон – наряду с Сэлинджером «великий американский затворник», один из крупнейших писателей мировой литературы XX, а теперь и XXI века, после первых же публикаций единодушно признанный классиком уровня Набокова, Джойса и Борхеса. В его дебютном романе «V.», удостоенном Фолкнеровской премии и вошедшем в шорт-лист Национальной книжной премии США, читатели впервые познакомились с фирменной пинчоновской одержимостью глобальными заговорами и тайными пружинами истории – и навеки очаровались. Здесь пересекаются пути Бенни Профана, «шлемиля и одушевленного йо-йо», и группы нью-йоркской богемы, известной как Цельная Больная Шайка, и Херберта Шаблона, через множество стран и десятилетий идущего по следу неуловимой V. – то ли женщины, то ли идеи… Перевод публикуется в новой редакции.

Томас Пинчон

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза