В Англии

Зажав в левую руку носовой платок — у этого платья нет карманов, — она силится подавить в себе смущение: она не суетна — не хочет выставить себя напоказ, она здесь по праву: да никто на нее и внимания не обратит, в самом деле, что она такое собой представляет? Распорядитель подошел к ней и спросил, готовы ли девочки, она весело кивнула. Дирижер сказал музыкантам: «Солдаты Харлега», темп быстрого марша, корнеты — громче, — взмахнул палочкой, повернулся к оркестру спиной, ткнул Кэтлина в спину, и шествие началось.

На холмах, где ночь почила,
Сквозь туман горят светила,
Стража на посту застыла,
Перед боем бдит;
Битвы близится начало,
Гром раскалывает скалы,
Белый свет летит в просвет,
Где уже врагов немало:
Орды их страшней затменья,
Только в смелых нет сомненья:
Каждый знает в день сраженья —
«Воля — победит!»

Музыка будоражила Дугласа. Такие чистые звуки лились из труб, так весело барабанили палочки — ноги так сами и шли. И столько кругом интересного — глаза разбегаются. Дуглас никогда не участвовал в карнавальном шествии. Каждый год было одно и то же: безумное волнение вначале, тысяча всевозможных идей, кем нарядиться, и в конце концов, раздираемый множеством чувств, до слез измучившись, он решал не наряжаться совсем. Он любил переодевания: пел в церковном хоре мальчиков и каждый раз с таким наслаждением натягивал поверх длинного с пуговицами черного подрясника плиссированный стихарь; викарий добавил к костюму певчего гофрированные манжеты, и Дуглас, если бы хватило смелости, щеголял бы в них по улице. В школе они ставили с новым учителем пьесы, влезали в старинные мужские костюмы, нацепляли шпаги и раструбы на сапоги; он учил слова, входил в роль, голова у него упоенно кружилась, как будто Полин Белл уже глядит на него с интересом. Прочитав книгу или посмотрев фильм, он по меньшем мере на день становился главным действующим лицом: то он сильный, добрый, честный юноша, наделенный недюжинными способностями, но которых поверхностному наблюдателю не видно, то Эррол Флин, то Джонни Вайсмюллер, который мчится по улицам и сзывает на помощь слонов. Однажды отец взял его на игру команды «Карлайл юнайтед», и он всю неделю был Айвором Бродисом; начинался крикетный сезон, и он уже не Бродис, а Деннис Комтон. Он вечно перенимал у старших мальчишек походку, выражения, манеру держаться и мечтал о настоящих длинных брюках, чтобы раздвинулись границы перевоплощений. Сто раз на день Дуглас менял маски, то обуревает его восторг, то он в самом мрачном унынии: даже в магазин за хлебом не ходил, а бегал; сегодня верховодил мальчишками, а завтра — изгой; жизнь его — вереница бурных, веселых дней: рождество, пасха, футбольные матчи, кинофильмы, походы бойскаутов, церковный хор, аукционы, экзамены, плавание, гончие, травля зайцев, рыбная ловля; город со своим особым пульсом давал настрой каждому длю его жизни.

И когда надо было слить все в один карнавальный костюм на один-единственный день, то чувствовал — задача непосильна. Кроме того, он любил держаться поодаль, идти хоть и в ногу с оркестром, но не сливаться с другими. Поглядывая на мать, он то гордился ею, то конфузился: такая она красивая, такая важная; разглядывал незнакомцев, приехавших посмотреть на карнавал, он все это впитывал в себя; один среди всех, он ощущал себя чуть ли не душой карнавала, потому что всю последнюю неделю каждый вечер приходил в парк смотреть на репетиции, простаивал у входа в Темперанс-холл, слушая, как играет оркестр, а в пятницу вечером обходил все задворки, подглядывая, как снаряжают фургоны, он расспрашивал всех и каждого, во что они будут одеты, всю ночь видел сны о карнавале: вот он состязается в играх, он — победитель, покоряет толпу, знакомится с красивой девочкой, его мать ласково улыбается ему и поздравляет.

Иногда он зажмуривал глаза или отворачивался: слишком было много всего: слишком многих людей он знал, чуял их запах, проходя мимо; слишком много было улиц, переулков, стен, дверей, у которых он когда-то играл или совершал что-нибудь такое дерзкое, непростительное, чего не забудет, пока жив. Он был заряжен прошлым, захлестнут настоящим, настроения его менялись в темпе морзянки; видеть карнавальное шествие становилось выше сил, он нырял в переулок и совсем один в пустоте слушал с расстояния веселый шум карнавала.