Читаем В Англии полностью

Бетти с Джозефом удивились его выбору, но ничего не сказали. С тех пор как они открыли ему, что он неродной, они робели перед ним, даже как будто стыдились. Порой Бетти казалось, что батрачить он пошел им назло. Иной раз, возвращаясь с фермы, переступал порог дома с таким видом, точно требовал: «Попробуйте упрекните, что я зря трачу время!» Ждал этих слов, чтобы все им высказать. Но Бетти молчала. Неважно, где работает, только бы трудился честно. Она не мечтала для своих мальчишек ни о богатстве, ни о славе. Она видела: Гарри весел, здоров — работа на свежем воздухе явно на пользу, энергии хоть отбавляй; вернувшись вечером с фермы, проглотит чашку чая и мчит в город; этот избыток сил, если характер незлобивый, обещает многое, а у Гарри такой характер, это ясно. Бетти считала бьющую ключом энергию одним из главных достоинств человека.

Она была довольна, что оба ее сына продолжают учиться: Дуглас, вернувшись из армии, готовится в университет; Гарри учится у деда сельскому труду — на это может уйти вся жизнь.

Невозмутимость Бетти оказала влияние на Гарри; порыв, толкнувший его на ферму, поостыл. Первый раз он косил, как взрослый работник; первый раз и последний.

Но убирать покос было наслаждением. Всунув вилы в копну, повернуть и, налегши всем телом, быстрым упругим движением вскинуть навилину высоко на воз. Шила примет охапку и аккуратно уложит. Никогда не испытывал он такого блаженства, даже досада брала, что решил уйти с фермы. Но, проработав год, понял: ничего нельзя делать назло кому-нибудь, вопреки здравому смыслу. Этот покос был его последней данью сельскому труду. И ему вдруг стало жалко расставаться с землей.

Их было семеро на лугу, шли не спеша, легко, даже как будто с ленцой. Джон и Вернон-женатик под этой легкостью скрывали большое напряжение сил. Но все остальные ленились на славу. День так хорош, чего изнурять себя; осталось убрать один луг, дождик не грозит, когда небо ясное, грех изнурять себя на покосе. Если не надо спешить, кидать сено на воз, как уголь в топку, то не просто, замедляется темп, а работается по-другому; само собой, тот же взмах, тот же взмет, но между действиями пауза — то словом перекинуться, то оглянуться кругом, то полюбоваться на Шилу.

Гарри смаковал этот замедленный ход работы; дома, в кабачке, вечная спешка, вечная суета: сделай одно, принеси другое, посетитель не должен ждать. А здесь, если дождь, они ждут; если вёдро, ждет сено. Другое дело — исконная привычка к напряженному, на совесть труду, как у старого Джона. А для Гарри приятнее не спешить. Не так скоро выдохнешься. И вообще в этой ритмичной неторопливости есть удивительная прелесть. Горячий воздух дрожит и струится, на горизонте синеет первая гряда холмов, с далеких заводей ветер приносит запах моря, мирно тарахтит трактор.

Один трактор ведет сам Доусон. Доусон-младший. Земля перешла к нему от сурового трудолюбивого отца. Доусон-младший упитан, благодушен, леноват, «никчемный малый», — говорит о нем презрительно, но и сочувственно старый Джон. Шиле, его дочери, пятнадцать лет, она очень неохотно согласилась еще год ходить в школу; надо было чем-то запять неприкаянную, томительную полосу в девичьей жизни (не грозившую в этом случае, затянуться надолго) между синей школьной формой и белым свадебным платьем; а по мнению отца, лучше школы тут ничего не придумаешь. Гарри с детства видел ее на ферме, где нередко работал в школьные каникулы. Но неделю назад они с Верноном-женатиком («женатик» уже стало прозвищем) чистили в поле дренажный ров, а Шила как раз но этому полю шла. Он глядел на нее во все глаза, а потом сказал Вернону, что видит ее как будто впервые: узкие красные джинсы заправлены в черные блестящие сапожки, белая с открытым воротом блузка туго и нежно облегает груди, они чуть заметно колышутся от легкой ходьбы, а при резком движении неподвижны. Длинные каштановые волосы то взлетают вверх, то падают на плечи, кутая белую шею; его точно опалило зноем, этот жар могла снять только Шила.

А дня через три она согласилась встречаться с Гарри, и сегодня, субботним вечером, у них первое настоящее свидание: они пойдут на вечерний сеанс в терстонский кинотеатр «Палас».

У Гарри было много знакомых девчонок, сначала он ударял за Марджори Бартон, потом понравилась Лина Браун. Обычные школьные влюбленности. Встречаться не обязательно, идешь мимо — глаза в сторону; девчонки хихикают в школьном буфете, где пьют молоко, на свидания, такая обида, приходишь один, потом мчишься на велосипеде без адреса, наугад, к выстроившимся в ряд аккуратным домикам с верандой и тюлевыми шторами, прячущими от мира послеобеденную воскресную тишину. Нечаянно сорванный поцелуй после танцев, робкие, будоражащие прикосновения в кино, краткие минуты вдвоем на вечеринках.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза