В дебрях Маньчжурии

Я долго ожидал ее возвращения. Ходил часто по ближайшим лесам, звал ее по имени, свистел, стрелял, предполагая, что она отзовется на эти звуки, но все напрасно.

Прошло более месяца. Лето подходило уже к концу. Периодические дожди прекратились. Настала чудная погода на переломе осени.

Воспользовавшись этим, я отправился за грибами в одно из урочищ, верстах в двадцати от станции, где остановился в бараке лесорубов.

В случайной беседе китайцы-рубщики сообщили мне, что они видели невдалеке от барака на дереве маленькую обезьянку, которая несла что-то в руках. Они ее преследовали, бросая шишки, но обезьянка скрылась в густой хвое старого кедра.

Я просил, чтобы они показали мне это дерево. Мы пошли на место, и я увидел огромный ветвистый кедр, под которым валялось много шишек. Думая найти здесь свою Сару, я взял ее, кричал громко и свистел, обошел большой участок леса, но ответа не получил.

Обещав лесорубам за обезьянку большую награду и собрав там грузди, я отправился домой, на станцию, кратчайшим путем, через сопки.

Вскоре лето кончилось. Настали холода. Зеленый убор тайги пожелтел и листья начали падать. Осень вступила в свои права.

Я часто думал о своей обезьянке и о тайне ее исчезновения и до сих пор не могу себе объяснить причину ухода ее в тайгу.

Припоминая ее последнее возвращение и все ее поведение в тот летний вечер, я все более и более убеждаюсь в том, что приходила ко мне прощаться; но что заставило ее бросить уютное, теплое помещение и уйти в дикую суровую тайгу, полную для нее страхов и ужасов, лишений и смертельных опасностей, осталось тайной, неразрешимой и неразгаданной.

Влекла ли ее свобода, или биологическая потребность общения с природой? Кто знает.?

Долина Мидиана

Стояла погожая маньчжурская осень. В теплом ароматном воздухе носились тонкие нити паутины и небо, цвета индиго горело лучами яркого заходящего солнца. Сопки, пади и долины, одетые в золотую парчу увядшей листвы, мирно дремали, готовясь к долгому зимнему сну под белым покрывалом снегов. Тучные поля, отдав свой обильный урожай земледельцу, отдыхали, набираясь новых сил и творческой мощи для будущей деятельности. Кое-где, среди сжатых борозд желтели пирамидки хлебных снопов и лучи заходящего солнца играли золотыми бликами на румяных кистях чумизных колосьев.

Неумолчный хор бесчисленных насекомых звенел в чистом, прозрачном воздухе. Бабье лето было в полном разгаре. Над полями мелькали тени канюков и луней, плавно паривших над землей на своих мягких крыльях. Высоко в небе кружил могучий орлан-белохвост и зычный клекот его разносился по полям и долам.

С запада, как грозовая туча, темнела громада хребта Лао-е-лина, подернутая фиолетовой дымкой вечернего тумана.

Мы стояли на горном перевале. Перед нами расстилалась широкая долина реки Мидиан-хе, с ее золотистыми полями; темными перелесками; извилистою лентой реки, обрамленной в тёмно-бурую грань густых зарослей уремы.

Здесь царство фазанов! Многочисленные стада этой великолепной птицы пасутся и жируют на тучных нивах и размножаются беспрепятственно по склонам сопок и в кочкарниках мокрых долин.

Со мной бы неизменный спутник и товарищ по скитаниям, черно пегий красавец гордон, Ральф.

Он сидел у моих ног и также, как и я, любовался чудной панорамой и умные глаза его выразительно смотрели на меня и казалось говорили без слов.

Я погладил его широкий выпуклый лоб. Он лизнул мою руку и глаза наши встретились. Мы понимали друг друга и мысли наши вероятно были одинаковы.

Виляньем хвоста и улыбкой мой друг выразил мне свое сочувствие и преданность.

Внизу по долине и у подножья сопок виднелись отдельные фанзы и хутора. Мы спустились к ближайшей фанзе знакомого маньчжура, который встретил нас радушно и предложил расположиться в одной из летних построек, которая была свободна.

Хозяин, высокий крепкий старик, с сухим бронзовым лицом и тонкою косичкой на спине, растопил кан и поставил на огонь чайник. Жена его, худая и сгорбленная трудом старушка, с неизменною трубкой во рту, хлопотала по хозяйству, кормила свиней, готовила ужин и покрикивала на многочисленных голых ребят, бегавших тут же между свиньями, курами и телятами.

Ральф не отходил от моих ног и скалил зубы на китайских псов, державшихся в отдалении.

Напившись чаю и плотно закусив, я намеревался уже отправиться на боковую и притворил дверь фанзы. Но едва я лег, как явился хозяин с огромным полозом в руках. Змея спокойно лежала у него на плечах и смело смотрела на меня своими немигающими глазами. Оказалось, что в летней фанзе очень много крыс и полоз должен изгнать их, иначе они не дадут мне спать. Длина змеи была не менее сажени и толщина в руку.

Будучи выпущена на пол, она немедленно поползла к канам, нашла отверстие и исчезла там, изящно извивая свое гибкое черное тело. Не прошло и десяти минут, как под канами в толще глинобитных стен послышался неистовый шум, писк и визг. Очевидно полоз начал действовать и принимал крутые меры против грызунов. Они выбегали, как шальные, из норок и искали спасения в поле.