В дебрях Маньчжурии

Посылаю Ральфа вперед, но он дрожит всем телом и не слушается. Подхожу к нему вплотную и слышу, что он щелкает зубами. Изо рта его капают слюни и выступает пена.

Я был поражен поведением собаки и, стараясь узнать причину, сделал два шага вперед. Между кочками осоки что-то темнело и шевелилось. Я присмотрелся и увидел моего фазана в пасти огромной змеи.

Это был маньчжурский полоз; он схватил раненого фазана и наполовину его заглотал. Изо рта змеи торчали крылья, ноги и хвост птицы. Толстое и мускулистое тело змеи извивалось кольцами и напрягалось в трудной операции заглатывания. Хотя фазан был молодой и нежирный, но все-же представлял собой довольно крупную добычу для змеи в четыре аршина длиной.

Желая произвести наблюдения над полозом, я отозвал Ральфа в сторону а сам присел за кустом шиповника. Змея, очевидно, заметила меня и отползла в сторону, шагов на десять, но затем продолжала свое дело и, после героических усилий, проглотила моего фазана целиком. Видно было, как он продвигался в теле змеи, проходя по пищеводу в желудок.

Когда добыча очутилась в желудке, полоз, открывая и закрывая свою пасть, вправлял челюстные кости на место, так как, от чрезмерного напряжения и растяжения, они вышли из своих сочленений. После этого он начал тщательно тереть свою морду и губы о траву, послужившую ему салфеткой. Совершив трапезу и туалет, он высоко поднял свою голову, огляделся по сторонам и пополз в кусты.

Желая его взять с собой, я бросился к нему, схватил его двумя руками, за шею и туловище, и, не смотря на отчаянное сопротивление, водворил в мешок из под муки, всегда бывший со мной в путешествиях.

Этот полоз долго жил у меня и так привык, что свободно ползал по всему дому, являясь страшилищем не только для крыс, но и для всех невежественных людей.

Вечерело. Солнце быстро скатывалось к горизонту, где темнели лесистые гребни Лао-е-лина. Из падей и долин потянуло холодком.

Распределив битую дичь равномерно на оба плеча и повесив Ружье за спину, я направился к дому.

Ральф, несмотря на силу и выносливость, шел сзади, по моим пятам и мало обращал внимания на взлетавших фазанов. Он устал, как и его хозяин, и еле волочил ноги.

Около самой фанзы через тропу, по которой мы шли, перебежали косули. Их было три штуки. Увидев нас, животные остановились в недоумении, с любопытством нас разглядывая. Ральф, несмотря на усталость, порывался было их преследовать, но мой упрек остановил его и, виляя хвостом, сконфуженно улыбаясь, он вернулся опять к моей ноге. Постояв немного на месте, косули, не спеша, двинулись галопом через поле. Стройные силуэты их долго еще мелькали на темном фоне сжатых полей своими «белыми платочками».

Эту ночь спали мы с Ральфом, как убитые, и не слышали тревоги, произведенной барсом, пришедшим из ближайших горных лесов, поживиться чем-нибудь у хуторян-маньчжуров. Если-бы не собаки, поднявшие лай и тревогу, хищник забрался бы на скотный двор и зарезал бы там не одно животное. Все же, при отступлении и бегстве, ему удалось захватить одну собаку, задушить ее и унести в сопки.

Мы с Ральфом прошли по этим следам версты две, пока они не исчезли в каменистой россыпи.

В нижнем течении Мидиан-хэ разделяется на множество рукавов и в летнее половодье затопляет всю долину, образуя довольно большие озера, заводи и лагуны, зарастающие густым камышом, высокою осокой и метлицей.

Осенью, когда кончаются все полевые работы и хлеб убран в копны, здесь появляется такая масса всякой пролетной птицы, что «стон стоит» в долине, как выражаются местные охотники, и, «солнца не видно», когда вся эта орава птицы взлетает от выстрелов на воздух.

Это, конечно, преувеличено пылкой фантазией охотников, но все – же с уверенностью можно сказать, что всякой птицы там скопляется в это время чрезвычайно много.

В тот же день я отправился с Ральфом в это птичье Эльдорадо и не столько ради охоты, сколько для наблюдения и созерцания жизни пернатых на лоне дикой, прекрасной природы.

Мы подошли к берегам большого озера Шихо. Почти вся водная поверхность его и самые берега были сплошь заняты массами гусей, уток, куликов, чибисов и чаек. Гоготание, кряканье, писк, свист, шипенье и крики птиц наполняли воздух. Множество хищников, всевозможных пород, реяло в синеве неба. Прикрываясь кустами и высокой травой, мы подошли к самому берегу. Ближайшие птицы в беспокойстве отплывали, некоторые же поднимались с воды и уносились на дальние озера.

Я стрелял на выбор уток и куликов. Они шлепались в воду и Ральф охотно приносил их мне, кладя у моих ног.

Пернатые хищники были до того смелы и нахальны, что уносили у меня на глазах, из под носа, битую и раненую птицу. Один сокол, вероятно сапсан, схватил утку в то время, когда она падала вниз после выстрела.

Я любовался красотой и ловкостью этих пернатых разбойников и нисколько не сожалел унесенной ими добычи. Некоторые из них были мастера своего дела, проявляя виртуозность в умении управлять своими крыльями и сильными лапами.