В дебрях Маньчжурии

Наиболее смелые из них парили над моей головой, в ожидании выстрела, и бросались на птицу одновременно со звуком. Я мог бы настрелять их десятки, но мне это не приходило в голову, не смотря на большие потери битой птицы.

Ральф в недоумении смотрел на меня и вероятно в его голове складывались мысли не совсем лестные для меня. Каждый раз, когда хищник уносил добычу, он злобно ворчал, провожая ее глазами, и затем бросал на меня взгляд, полный сожаления и упрека.

Одна утка-чирок упала в воду и Ральф бросился к ней, но в это же время большой ястреб, как пуля, метнулся вниз, схватил трепыхавшуюся птицу и буквально из под носа собаки, выхватил ее из воды, взмыл кверху и с торжествующим победным криком унес в даль.

Ральф обезумел от такой дерзости и долго еще не мог успокоиться, провожая и встречая лаем каждого хищника, пролетавшего мимо.

На противоположном берегу озера расхаживали степенные и важные маньчжурские журавли и о чем-то видимо беседовали. Некоторые же стояли с философским сосредоточенным видом на одной ноге, предаваясь глубокомысленным размышлениям. Тут-же у их ног бегали кулички и ржанки, дрались из-за добычи и проделывали комичные антраша своими тонкими длинными ногами.

В далекой тихой заводи стояли в мелкой воде серые цапли и терпеливо выжидали добычи, в виде молодой неосторожной рыбки.

Темнело быстро. Солнце давно уже зашло и озеро дышало холодными испарениями. Белесоватый туман подымался над его поверхностью и медленно полз по долине, закрывая своим пологом камыши и все пернатое его население.

Крики птиц начали стихать и в небе блеснули искристые звезды.

Мы с Ральфом пристроились у костерка на берегу озера и чутко прислушивались к звукам, доносившимся из камышей и с дальних плесов реки Мидиан-хэ.

Вверху, над нашими головами, пролетали стайки уток разных пород и свист их крыльев рассекал тишину наступившей ночи. Жалобный крик кроншнепа и чайки, хорканье бекаса и уханье выши, чередуясь, раздавались беспрерывно в течении долгой осенней ночи.

Под утро, когда начало бледнеть небо и звезды одна за другой меркли в глубине его бездонной пучины, послышался далекий крик лебедя-кликуна. Мелодичные звуки этого голоса, то усиливаясь, то ослабевая, нарушали торжественную тишину заснувшей пустыни и будили многократное эхо в каменных твердынях горных хребтов, обступивших со всех сторон долину Мидиана и его затопленные низовые луга.

Птичье царство пробуждалось и одиночные голоса пернатых звучали уже в ближайших камышах.

Костер мой догорал. Ежась от холода я подложил еще сухого валежника и занялся приготовлением спасительного чая.

Ральф также ближе подсел к огню, отогревая свой бок, побелевший от инея.

Далеко в горах ревел изюбрь и где-то плакала навзрыд болотная сова.

Тун-Хо

Историческая быль

Была золотая маньчжурская осень. Однообразный летний зеленый наряд тайги расцветился всеми цветами радуги. Густой непроницаемый покров листвы ее загорелся яркими красками, напоминая великолепный персидский ковер, наброшенный рукою сказочного великана на горы, долины и скалистые ущелья.

Глубокий купол, безоблачного голубого неба раскинулся над миром и яркое полуденное солнце бросало на благоухающую землю свои горячие лучи. Неподвижный воздух был чист и прозрачен.

Какая-то особая торжественная тишина царила в увядающей, почившей от дел своих, природе. Из ближней пади, ленивыми взмахами могучих крыльев, подымался в вышину, кем-то потревоженный, беркут.

Миновав кумирню на горном перевале Лао-лин, я спускался по тропе в глубокую падь реки Майхэ, намереваясь к вечеру добраться до ст. Шитоухецзы по шпалам лесовозной ветки.

Обычно я никогда не ходил по тропам, когда бывал в тайге один, из опасения нарваться на хунхузов; но на этот раз я изменил себе, уверенно шагая по тропе, в надежде вскоре попасть в район лесных заготовок, тем более, что слышен был уже шум и грохот подрубленных и падающих лесных великанов.

Я подвигался быстро по знакомой тропке, как вдруг на одном из поворотов показалась фигура вооруженного китайца, за ней другая, третья и целая вереница их резко обозначилась на золотисто-красном фоне таежных зарослей.

Я остановился и машинально сдернул винтовку с плеча, взяв ее на изготовку. Заметив меня, китайцы так-же остановились и слышно было, как защелкали затворы их ружей. Момент был критический, и я сразу понял, что все преимущества на их стороне, а поэтому, вскинув винтовку на плечо, двинулся по тропе, навстречу китайцам.

Их было человек пятнадцать. Все они стояли неподвижно, как изваяния, держа наготове оружие. Судя по одежде это были хунхузы. Взоры большинства были обращены не на меня, а сзади меня, на тропу, т. е. очевидно они ожидали с этой стороны своих предполагаемых врагов. Подходя к ним, еще издали я крикнул китайское приветствие – «Лао-хао», – на что хунхузы отвечали гробовым молчанием.

Удостоверившись, что я один и за мной никого нет, они сразу переменили тон, повеселели и, обступив меня, начали расспрашивать, кто я, откуда, не видел-ли в тайге китайских солдат и т. п. Разговаривая с ними, я рассмотрел их внешность.