В долине Иордана

— Московъ слпъ и глухъ, какъ-то отчаянно вполголоса пробормоталъ Бедуинъ, не столько въ свое оправданіе сколько для того чтобъ отвтить что-нибудь. — Абу-Салехъ такъ честенъ какъ и Османъ и никогда не предастъ друга.

Съ этими словами Бедуинъ повернулся, вскинулъ на плечо свое ружье и удалился въ темную чащу лса. Ложь и выдумка Абу-Салеха были до того очевидны что я не могу простить себ цлаго получаса паники которую онъ навелъ на меня и Османа, заставивъ насъ постыдно ускакать съ зеленющихъ береговъ Іордана. Ворочаться было поздно, а проводить ночь въ пустын, когда въ нсколькихъ верстахъ отсюда можно найти гостепріимный кровъ въ руской страннопріимниц Іерихона, было бы неостроумно, тмъ боле что все равно мы не могли бы заснуть спокойно эту ночь. Мы ршились, поэтому, хать въ Іерихонъ, гд можно было отдохнуть посл двухъ малосонныхъ ночей.

— Эль-Риха, эль-Риха! радостно кричалъ Османъ, узнавъ о моемъ ршеніи не оставаться больше въ пустын.— Туда не придутъ къ намъ Абу-Салехъ и Бедуины пустыни.

Словно предвкушая скорый отдыхъ, наши кони помчались быстро по равнин, звонко постукивая своими крпкими копытами о металлическую почву и слегка пофыркивая, когда свжій втерокъ ночи прилеталъ къ намъ съ береговъ Мертваго Моря.

ІV

Іерихонъ, Іерихонъ! Какъ много сливается въ нашемъ представленіи при одномъ имени этого нкогда великаго города и какъ мало отъ него осталось теперь! Палестина изъ конца въ конецъ покрыта великими развалинами прошлаго, отъ котораго часто уцлли лишь одни жалкіе слды, но рдко гд отъ толикаго величія осталось такъ мало какъ на мст Іерихона. Пока кони наши неслись быстрымъ аллюромъ вдоль долины Эль-Гора къ темной кучк зелени скрывающей жалкія лачуги современнаго Іерихона, мысль путника витала далеко за предлами дйствительности. Воображеніе рисовало иныя картины, иныя времена, когда высокія стны окружали столицу царей Ханаанскихъ, одно имя которой — Риха — говорило о благовоніяхъ разлитыхъ въ долин текшей медомъ и млекомъ. Перистыя купы пальмъ осняли благословенный городъ, тонущій въ ароматныхъ садахъ, и чудный источникъ Елисея, котораго воды давали сказочное плодородіе окружающимъ полямъ. Но вотъ зазвучали трубы Навина, пали стны великаго Іерихона, и на заклятомъ вождемъ Езреевъ мст заглохъ и засорился чудный источникъ, терніи и волчцы замнили бальзамники и пальмы, а вмсто стадъ развелись гіены, шакалы и львы, которые своимъ ревомъ напоминали забредшему путнику о второмъ Содом Ханаанской земли….

По полю покрытому колючими травами и кустами наши кони примчали насъ скоро къ небольшому блому домику за каменною стной, гд на мст древней Галгаллы пріютилась русская страннопріимница. Остановились наши взмыленные скакуны. Османъ слзъ съ сдла и постучалъ въ ворота прикладомъ своего ружья. На нашъ зовъ откликнулся заспанный женскій голосъ, и въ перемежку съ арабскими словами я услышалъ русскую молитву. Стуча ключами, хозяйка страннопріимницы отворила ворота, наши кони переступили порогъ русской земли, а за ними вступилъ и я подъ мирную снь Антониновской постройки. {Архимандритъ Антонинъ, настоятель русской миссіи въ Іерусалим, творецъ цлаго ряда русскихъ страннопріимницъ во Святой Земл.}

Какое-то тихое, свтлое чувство охватило меня когда почувствовалъ что стою на русскомъ уголк земли, среди долины Іордана, у древней Галгаллы Навина, и когда вмсто арабскаго привтствія я услышалъ русское «милости просимъ». Невысокая благообразная женщина, вся въ черномъ, стояла предо мной освщенная двойнымъ свтомъ луны и небольшой масляной лампочки. На ея чисто русскомъ лиц было написано столько кротости и смиренія въ ея добрыхъ глазахъ было столько ласки и материнской нжности, что одинокому путнику, прибредшему сюда изъ далекаго свера, въ лиц доброй старушки представилась настоящая мать которая вышла на встрчу сына.

Несмотря на глухую ночь, хлопотунья-хозяйка хотла угостить дорогаго гостя чаемъ и закуской, и только мои усиленныя просьбы удержали ее отъ этого намренія. Кони наши были поставлены подъ навсъ, въ ясли имъ былъ засыпанъ зернистый ячмень. Османъ мой примостился въ нижнемъ помщеніи страннопріимницы, куда хозяйка нанесла ему цновокъ и одялъ, тогда какъ для меня на верху былъ приготовленъ быстро чистенькій нумерокъ съ блыми занавсками, диваномъ и желзною кроватью съ эластическимъ матрацомъ и кисейнымъ пологомъ, защищающимъ спящаго отъ нападенія скниповъ, которыхъ очень много въ долин Іордана. При вид комфортабельной постели меня потянуло невольно на отдыхъ, но яркій дискъ луны, смотрвшей прямо въ раскрытое окно, откуда неслись благоуханіе апельсиновъ и лимоновъ въ цвту и немолчное пніе цикадъ, потянулъ снова на открытый воздухъ, въ садъ, гд ряли рои блестящихъ свтляковъ, гд дышали ароматами чашечки нжныхъ цвтовъ, гд въ жасминовомъ куст надъ журчащимъ ручейкомъ плъ соловей…