Христіанское преданіе назвало Джебель Каранталь горой Искушенія или Сорокадневною, связавъ постъ и искушеніе Спасителя съ этою мрачною горой, изрытою пещерами и ходами, которые по всей вроятности имютъ связь между собою и образуютъ подземный городъ въ род Бетъ-Джибрина и Эль-Харей-Тунъ. Одна изъ этихъ пещеръ, ближайшая къ вершин, расширенная и превращенная въ храмъ царицей Еленой, служила, по преданію, мстомъ сорокадневнаго уединенія Спасителя. Туда и направились мы по горной тропинк, прихотливо вьющейся по каменнымъ уступамъ и чрезвычайно неудобной для восхожденія. Масса камней, рытвинъ и выступовъ преграждали дорогу; несмотря на это, черезъ 12–15 минутъ восхожденія мы были уже у монастыря Сорокадневной Горы, пріютившагося въ вертепахъ изсченныхъ въ толщ каменной скалы. Громкое пніе монаховъ встртило бодро взобравшихся путниковъ, и подъ сладостныя слова молитвы мы проникли въ большую пещеру, гд таится убогая церковь во имя Христа Спасителя.
Бдная и вмст необыкновенная обитель! До сихъ поръ мн не приходилось встрчать ничего ей подобнаго. Ни прославленные монастыри Пиренеевъ, ни обители ессаліи гнздящіяся также на высокихъ скалахъ, ни даже удаленный ото всего міра монастырь Синайской пустыни не поражаютъ въ такой степени взоръ и сердце паломника, какъ эта убогая обитель Сорокадневной Горы. И бднота, и расположеніе, и мсто напоминающее столько Евангельскихъ событій, и ласковость монаховъ, поражающихъ своею христіанскою простотой, все это дйствуетъ и на воображеніе, и не сердце. Изсченная скоре на обрыв чмъ на склон дикой, ужасной и мрачной горы, сокрытая въ пещерахъ гд сошлись Вчный Свтъ съ исчадіемъ мрака и ада, обитель Горы Искушенія представляетъ все для того чтобы забыть о мір и его сует.
Небольшой уступъ скалы, въ род балкона, служитъ посредникомъ между вншнимъ міромъ, разстилающимся вокругъ, и внутреннимъ, сокрьггымъ въ дивной пещер и сердцахъ ея подвижниковъ. Стоя на этомъ балкончик, надъ обрывомъ саженъ въ 200 глубиной, въ самой середин огромной каменной массы, забываешь о мір и паришь высоко надъ его низменными интересами и суетой. Предъ глазами, кром безконечнаго простора небесной синевы, далеко внизу лежатъ мста, изъ коихъ каждое будитъ сердце, дйствуетъ на воображеніе и возсоздаетъ въ памяти образы давно минувшаго. Прямо внизу разстилается долина Іорданская, таяща
И чмъ больше смотришь на эту картину, тмъ боле хочется смотрть, тмъ спокойне и радостне становится на душ. Глазъ отдыхаетъ въ созерцаніи, пораженное сердце молчитъ, человкъ уходитъ въ самого себя, образы вншняго міра отразились въ его глубин, и оттуда возстаютъ одухотворенные. Какъ-то свободно и легко слагаются и растутъ новые образы и идеи, которые познаются больше сердцемъ, чмъ умомъ и говорятъ лишь для тхъ кто уметъ врить и любить. Полные чарующей живости и простоты, въ сіяніи святости и библейской чистоты проходятъ тогда передъ внутреннимъ окомъ виднія; какъ-то чище, проще и добре становишься въ эти минуты отршенія ото всего міра, оставаясь самъ съ собою предъ лицомъ неба, подъ сводами пещеры Искушенія. Въ эти минуты не надо уходить дальше въпустыню, не нужно налагать на себя тяжелый крестъ подвижника; пустыня найдется въ твоемъ сердц, чуждой вншняго міра, и мысль, скованная врой, добровольно ляжетъ на крестъ сокрушенной гордыни. Отдайся всецло чувству охватившему тебя, перечувствуй все что дано теб въ удлъ, перечувствуй такъ чтобы не забыть никогда — и этотъ подвигъ дастъ твоему сердцу надежду, вру и любовь.
Въ пещер Горы Искушенія все дышетъ безмолвіемъ, святостью и пустыней. Убогая церковь, изсченная въ скал, похожая боле на погребальный склепъ и катакомбу, не поражаетъ благолпнымъ величіемъ, но за то въ ней легче молиться чмъ въ раззолоченномъ храм, легче въ сердц своемъ ощутить избытокъ той полноты которая не приходитъ отъ міра сего.