В гостях у эмира Бухарского

Тронъ эмира представлялъ обыкновенный рундукъ съ низенькою спинкой и прямыми ручками, раскрашенный по золотому полю арабесками и травами; на сидѣньи — малиновая бархатная подушка. Стоялъ этотъ тронъ не у стѣны, а посрединѣ комнаты, въ правой половинѣ залы. Стѣны этой залы обиты золотисто-желтою тканью, на видъ какъ будто парчей, но безъ узора, а верхнія окна затянуты желтою тафтой, вслѣдствіе чего во всей залѣ господствуетъ золотистый полусвѣтъ очень мягкаго и пріятнаго тона. Нижняя половина стѣнъ, въ родѣ панели, обрамлена сплошнымъ рядомъ продолговатыхъ зеркалъ въ деревянныхъ рамахъ, расписанныхъ въ персидскомъ вкусѣ яичными красками по золотому полю, вслѣдствіе чего эта комната и носитъ названіе «айна-мима-хана», то есть зеркальной пріемной залы. Ея переборчатый высокій потолокъ тоже расписанъ въ средне-азіятскомъ стилѣ и притомъ очень изящно, а полъ застланъ роскошными Карпинскими и мервскими (туркменскими) коврами. У стѣны, противоположной входу, близь трона, поставлены были небольшой европейскій диванъ, европейское кресло и три табурета, покрытые мѣховыми халатами, мѣхомъ вверхъ.

При входѣ, по церемоніалу, предложенному намъ къ руководству первымъ посломъ, мы сдѣлали послѣдовательно три поклона, производя ихъ чрезъ каждые три шага, какъ принято при европейскихъ дворахъ, на что эмиръ отвѣчалъ однимъ общимъ полупоклономъ, слегка привставъ съ мѣста, и затѣмъ сейчасъ же сѣлъ опять и протянулъ князю руку.

Вообще люди свѣдущіе и бывалые въ Бухарѣ замѣчаютъ, что для усиленія въ глазахъ подданныхъ своего престижа, въ смыслѣ независимаго и сильнаго государя, — престижа сильно поколебленнаго политическими обстоятельствами съ 1868 года, — его высокостепенство въ послѣднее время пытается возвратить себѣ видъ самостоятельности хотя бы только въ манерѣ своего обращенія съ русскими. Такъ напримѣръ, еще недавно онъ считалъ нужнымъ вставать и лично идти къ дверямъ на встрѣчу генералъ-губернаторскимъ посланцамъ, хотя эти послѣдніе по большей части бывали весьма невысокаго, не всегда даже штабъ-офицерскаго чина. Отсюда же и всѣ эти попытки заставлять пословъ выходить изъ экипажа или слѣзать съ лошадей среди полной народомъ площади, проходить, по дворамъ зимой въ однихъ мундирахъ и т. и. Но разумѣется, что подобнымъ аллюрамъ не слѣдуетъ давать потачки.

Послѣ пожатія руки, первый посолъ представилъ эмиру поочередно членовъ посольства, которымъ тотъ точно также слегка пожалъ руки и затѣмъ пригласилъ всѣхъ садиться, указавъ на стоящую близь трона мебель. Маіоръ Байтоковъ, какъ толмачъ, остался стоя противъ эмира и князя.

Разговоръ на первый разъ не выходилъ изъ рамокъ самой этикетной офиціальности. Князь объяснилъ его высокостепенству, что по Августѣйшей волѣ Его Императорскаго Величества, будучи назначенъ состоять въ распоряженіи туркестанскаго генералъ-губернатора, онъ удостоился чести быть посланнымъ во главѣ почетной миссіи къ его высокостепенству, чтобы передать ему отвѣтное письмо генералъ-губернатора и выразить отъ лица сего послѣдняго благодарность за любезное письмо и подарки, присланныя его высокостепенствомъ въ Ташкентъ, а равно и заявить тѣ чувства неизмѣнной дружбы, которыми одушевленъ генералъ Черняевъ къ высокостепенному эмиру, въ недеждѣ, что ихъ дальнѣйшія отношенія всецѣдо послужатъ лишь къ наибольшему укрѣпленіи этихъ добрыхъ чувствъ и взаимныхъ миролюбивыхъ интересовъ.

Эмиръ, глубоко потупивъ глаза, отвѣчалъ вполнѣ офиціальнымъ тономъ, что съ его стороны и не можетъ быть иныхъ чувствъ по отношенію къ представителю власти великаго Бѣлаго Царя и что онъ во всемъ, что лишь будетъ зависѣть отъ его доброй воли, всегда постарается поддержать на надлежащей высотѣ эти добрыя чувства и отношенія. Затѣмъ освѣдомился о здоровьѣ Государя Императора и, получивъ отвѣтъ, что, судя по послѣднимъ извѣстіямъ, Его Величество, благодаря Бога, находится въ совершенно добромъ здравіи, выразилъ упованіе, что Богъ на многіе и многіе еще годы сохранитъ его здравымъ и бодрымъ на счастье и радость не только его могущественной державы, но и для мирнаго процвѣтанія подъ его сѣнію преданныхъ ему сосѣдей.

Послѣ этого спросилъ онъ о здоровьѣ генералъ-губернатора, а затѣмъ и о томъ, хорошо ли мы доѣхали и всѣмъ ли остались довольны. Получивъ на все это утвердительные отвѣты, эмиръ сказалъ, что онъ уже распорядился, чтобы намъ были предоставлены всевозможныя въ Шаарѣ удобства и удовольствія, и чтобы всѣ наши желанія были предупреждаемы; если мы захотимъ осмотрѣть городъ, базары, войска намъ будутъ предоставлены къ тому всѣ средства. Послѣ этого онъ выразилъ надежду, что мы, вѣроятно, не откажемся пожить у него въ гостяхъ подольше, дабы доставить ему пріятную возможность видѣться съ нами еще нѣсколько разъ и переговорить о кое-какихъ дѣлахъ, а пока пожелалъ намъ поболѣе веселиться и съ этими словами поднялся съ мѣста, давая тѣмъ понять, что аудіенція кончена.