В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

Увидев меня, Аделина заметила: «Все ясно — советский интеллигент познал радость физического труда на свежем воздухе… Как ты себя чувствуешь?» Я еще мог шутить: «Один классик, посетив строительство Беломоро-Балтийского канала, на такой вопрос ответил — „Как живая лиса в меховом магазине“». Аделина отвела меня в душ, потом накормила, уложила в постель, поцеловала в лоб по-матерински и сказала: «Дурак ты всё-таки, Уваров… Лечиться надо… Спи, пока меховой магазин закрыт».

Последующие несколько дней до моего отъезда прошли тихо, по-семейному. Аделина уходила с утра на работу, а я занимался записями в своем дневнике, стараясь сохранить память о моем уникальном путешествии на Колыму с максимальными подробностями. Заходил в ресторан пообедать, демонстрировал свое постоянство при Аделине, а потом гулял по окрестностям, чтобы размять всё еще болевшие после ямы мышцы. Вечером встречал Аделину, и мы проводили остаток дня дома.

Обсуждали, конечно, историю со странной компанией ленинградских интеллигентов-шабашников. Я до конца не понимал их мотивацию, равно как и мотивацию местного начальства, которое платит шабашникам много больше, чем местным пролетариям за ту же работу. Однодневное копание ямы ничуть не приблизило меня к разгадке этого феномена развитого социализма. Аделина же, напротив, утверждала, что всё здесь предельно ясно:

«Пойми, они не могут заработать в институте даже на самое необходимое для себя и семьи. Прикинь, телевизор стоит примерно три месячные зарплаты квалифицированного инженера, приличный костюм — одну зарплату, заграничные дамские туфли — ползарплаты, а сходить в ресторан вдвоем — четверть зарплаты. Конечно, можно попытаться воровать, как это делают те, кто при власти, при дефицитных товарах или услугах, кто где-то каким-то образом приблатнен. Но это не их путь… Ребята нашли выход — они живут весь год не по средствам, в долг, а в отпуск уезжают на шабашку, чтобы расплатиться с долгами. Плюс, конечно, — оторваться от одуряющего быта и служебной казенщины, самоутвердиться в экстремальных условиях и прочая романтика…»

Я возражал, что тогда не понимаю, зачем местное начальство нанимает доцентов из Ленинграда для копания ям и каким образом оно умудряется платить им больше, чем местным. Аделина смеялась:

— Добавь еще — оно, местное начальство, оплачивает шабашникам проезд самолетом из Ленинграда до Магадана и обратно, а также все местные необходимые передвижения, плюс проживание в общежитии и питание — вот так ценится работа доцентов на свежем воздухе. Раскрою еще один секрет: при всём том шабашникам платят в несколько раз больше за проделанную работу, чем заплатили бы местному пролетариату.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Володя рассказал…

— Ты всё-таки удивительная пройдоха, Аделина, — я провел с ними сутки и ничего не выведал, а ты за двадцать минут расколола неформального лидера… Дамский подход, ясное дело… Но, если уж ты всё разведала, объясни: почему начальство идет на такие расходы?

— Очень просто — у них нет другого выхода. Надо выполнять план, но местные не желают быть стахановцами за обычную зарплату, а если им один раз заплатить больше, то потом работать совсем не будут. Но здесь еще один тонкий момент… Для провинциального начальства привлекательна способность образованных и ответственных шабашников самостоятельно организовать работу. Им не нужно всё разжевывать, всё подносить и доставать, да еще следить, чтобы не напились, пьяными не свалились в яму с переломами ног и рук, чтобы не сожгли по пьянке всю стройку, как в случае с обычным гегемоном.