В Олдерсонской тюрьме. Записки политзаключенной

Все обмундирование поступало из армейских излишков, и пока я находилась в тюрьме, снабжение быстро и заметно сокращалось. Голубые брюки и куртки присылало интендантство Женской вспомогательной службы сухопутных войск, пальто из непромокаемой парусины поставлял военно-морской флот, а темно-синие платья с длинными рукавами — береговая оборона. Путем обмена мне удалось раздобыть два таких платья — целый гардероб! Женщины носили брюки какого-то безобразного мужского покроя, зеленые или цвета хаки. К ним полагались черные куртки. Правда, эта одежда была удобной для сельскохозяйственных и малярных работ, а также для уборки помещений. В прежнее время женщины носили комбинезоны женского покроя, которые были более удобны и привлекательны на вид.

В 1955 году выдавались платья двух фасонов, но различных цветов — красные, зеленые, синие, желтые, коричневые, из клетчатой шотландки. Перед моим освобождением остался только один фасон: платье-халат на пуговицах. Некоторое разнообразие прежних времен теперь уступило место полной унификации. Были изъяты платья с квадратным вырезом на шее и короткими рукавами, удобные в жаркую погоду. Женщины жаловались: «Как только нам что-нибудь немного понравится, нас сразу же лишают этого!» Помимо стандартной одежды для всех, были еще желтые или белые форменные платья с наколками для санитарок, белые халаты для поварих, тяжелые светлые брюки и куртки для работающих на молочной ферме и мрачные, уродливые фартуки для прачек. Многие носильные вещи были непомерно велики, их приходилось забирать крупными складками и ушивать. Перекраивать одежду запрещалось. Почти все зимние пальто висели на нас, как мешки, и лишь изредка попадались довольно прилично сшитые флотские и армейские шинели. Мне повезло: на мой рост и размер нашлись два подходящих платья, хотя только два; потом швейной мастерской дали указание сшить мне платья по мерке — случай, беспримерный в истории Олдерсона. А ведь давно пора было шить новую одежду для всех. Как много значило бы это для женщин, особенно для «долгосрочниц»!

Нас обучали особым приемам складывания одежды для хранения в ящике. Пользоваться вешалками почему-то запрещалось (еще одна «тайна» нашей пенитенциарной системы). Нас подвергали «тестам» по штопке и латанию. Потом надзирательницы разрезали залатанные или заштопанные куски на части, чтобы никто не вздумал выдать чужую работу за свою. И все же мы ухитрялись помогать друг другу. На всех наших «туалетах» вышивались именные метки для предупреждения краж, но потом одежду стали маркировать несмываемыми чернилами.

К швейной мастерской примыкала небольшая прачечная, где стояли допотопные лохани и две гладильные доски с электрическими утюгами. Сколько из-за них было перебранок и стычек! Наконец во всех коттеджах ввели график пользования утюгами, и яростные схватки прекратились. Некоторые женщины стирали и гладили так много и с таким рвением, будто от этого зависела их жизнь. Возможно, эта работа как-то успокаивала их, отвлекала от тяжелых мыслей. Я же относилась к числу тех, кто уделял этой проблеме минимум внимания, и частенько уступала свою очередь подругам. Пока нам позволяли сдавать одежду и белье в тюремную прачечную, я пользовалась ее услугами.

Знакомство с заключенными

К нашим сестрам по «ориентации» у нас возникло и сохранилось особенное чувство. Некоторые из них боялись всего и вся. Испуганные и оцепеневшие, они словно перенесли тяжелый шок. Другие отличались угрюмостью, вспыльчивостью, какой-то мятежной озлобленностью и вели себя вызывающе. Бывалые арестантки, или рецидивистки, как их называли официально, те, кто снова и снова совершали преступления или нарушали условия досрочного освобождения, были ко всему безразличны или разыгрывали безразличие. Они подтрунивали над соседками, издевались над их страхами и обучали новичков различным трюкам и уловкам, хорошо известным заключенным «со стажем». С нескрываемым презрением относились они к «честным», то есть к неуголовницам, ко всем, кто до тюрьмы жил обычной, нормальной жизнью. Встречались среди них неграмотные, но наделенные природным умом женщины. Иные были совсем инфантильны, незрелы, с очень слабо развитым интеллектом; эти попали в беду главным образом из-за мужчин. Вначале было много ссор и столкновений. Оно и понятно: со всех концов страны сюда собрались чужие друг другу женщины, оторванные от семей, беспокоящиеся об оставленных дома детях, а порой о мужьях, сидящих в других тюрьмах. Все они страшились будущего.