В ожидании счастливой встречи

Вот гарус достать потруднее. Кто же, скажем, отдаст свой платок. Баргузинские рыбаки знают наперечет, у какой женщины какого цвета платок. Самое ценное в платке — кисти, а сколько их? Ребятня так и караулит около магазина. Другой раз день проторчат, ни одной ниточки не добудут. Платков-то на весь Баргузин три. Самый нарядный у Екатерины Николаевны — под золотого бормаша, но у нее и то уже не осталось кистей. У главного бухгалтера бобровый воротник выстригли до плешин. Он грешил на моль, пока не поймал Степана, внука Виткова. Пришлось деду соболя давать на воротник. У соболя и мех, и ость что надо, а для воды не годится: намокнет — мочалка.

Сергей и лески свивает из конского хвоста, конский волос не намокнет. А где хвостов наберешься? В Баргузине один конь — директора завода возит, и тот без хвоста — кочерыжка осталась. Чтобы добыть конского волоса, надо ночь не поспать, да и не каждый рискнет на такое. Надо еще и к коню уметь подойти.

Возчики, когда приходят обозы с рыбой из соседних колхозов, держат наготове ухо с глазом — берегут хвосты у лошадей. По очереди дежурят. Да и непросто засветло приглядеть жеребца с длинным светлым хвостом, у кобыл хвост не годится — прелый. У Сергея к лошадям сноровка. У него в кармане и кусочек посоленного хлебушка. Пока конь хрупает, Сергей отделяет от хвоста прядку, наматывает на кулак, придерживает другой рукой хвост. Прицеливается, куда отскакивать. Поднял кулак над головой, дерг, и в сторону. Другой раз только копыто над ухом просвистит. Но уж леску совьешь — цены нет. На омуля, хариуса — из четырех волосин, а на налима — из десяти, двенадцати, чуть потоньше карандаша — эта леска на всякий случай: налимы, бывает, берут ростом с Сергея и повыше.

Крючки делать тоже не простая штука, магазинный — тот хрупок или как тесто. Кузьма научил делать Сергея крючки из иголок. Блесны — изобретение Сергея. Из олова хороша блесна, а вот из латуни — лучше не бывает, но и повозиться надо с такой блесной, опять же, какой рыбак с этим будет считаться. Сергей сделал — наверняка. Кузьма признавался: «У тебя, Сергей, басче живого…»

Сергей глянул в лунку — вода шевелится. Тут уж не робей, работай мотылем. Удобнее работать двумя руками: левой не даешь слабину леске, а правой сматываешь на мотыль — как шагаешь по леске. Только Сергей опустил под лед бормаша из гаруса — долбануло, чуть мотыль из рук не вылетел. Ага, есть! Сидит. Подвел, направил головой в лоток, махнул мотылем еще четыре-пять раз, и лупит рыба хвостом об лед. Собаки носы кверху, уши топориком. Первая рыбина — Варягу. И опять Сергей «шагает» мотылем… В лунку, под лед, пока лучше не заглядывать. Ушел косяк — другой подвалит. Сергей мотылем работает, как добрая портниха иглой. За час полмешка омуля надергал. И вдруг как обрезало. Ни одного.

— Ага, не по вкусу. Сейчас подсластим…

Сергей берет другого бормаша — зеленого, с золотым оттенком. Терпения Сергею не занимать. Он будет десять раз менять и блесну и мушку, добавлять из бормашницы приманку. День догорает, но Сергей и не думает сдаваться на полмешке. Есть у него заветная мушка в шапке под козырьком. Сделал он ее из кисти гарусного платка Екатерины Николаевны. «Эх, учителька, учителька», — вздыхает Сергей. На рыбалке ему легчает, не так гложет. Как ушел Сергей на завод, редко видит Екатерину Николаевну.

Незаметно для себя он склоняется над лункой. Дно у Байкала чистое. Редко где увидишь валун из серебристого песка. Где из глубины — словно тень по песку — движется косяк. Между дном и льдом стоит хариус, плавниками подрабатывает. Сиг бормаша берет, словно пробует на зуб, или брезгует, отводит голову, а то и мимо проплывет. Но Сергея тоже не проведешь: уйдет один, вернется табунком. Сиг, как серебряной лопатой, хвостом копает воду. Головка у него маленькая, но нудит и нудит — выбирает, выбирает бормаша. У Сергея шапка свалилась с головы — распластался над лункой, присмотрелся к валуну повнимательнее: хвост налима.

— Их ты, дрыхнет.

Эта дичь покрупнее — печенка одна чего стоит.

Сергей натряс из бормашницы свежей приманки, припал к лунке, бормаш гребет к камню. Весло за камнем шевельнулось, голова вылезает — величиной с бродень. Через байкальскую воду видно, как через увеличительное стекло. Больше половины налима вылезло, еле-еле шевелит плавниками, усом по дну тянет и подбирает со дна бормаша, клюет.