А жалобщику в сердцах отвечал:
— Ну и стреляй, и шкуру не надо, себе возьми.
А было так. Подняли лису, Варяг хвост ей нюхать. Представить трудно, какой удар для охотника. Кузьма прицелился в Варяга, а силы спустить курок не хватило. Махнул рукой — оставлю, пусть Сергей тешится.
Сергей верховодил баргузинскими парнями, Варяг — собачьей сворой. Ребята дерутся из-за девчонок, собаки насмерть бьются за предводительство. Не было в округе такой собаки, чтобы ее не побил Варяг. Кузьма только покачает головой: «Велика Федула, да дура». И не поймешь, то ли Варяг Федула, то ли Сергей — дура.
Осенью Кузьма собрался на промысел. Он долго сидел на крыльце, и думы одолевали его. По-хорошему бы как: сыновья подросли — помощники, а оно наоборот. Ребятишек в школу загребают. Тайга плодом отяжелела, ждать не может, ребятишки могли бы и подождать — с ноября сесть за букварь. Нет у Кузьмы продолжателя его дела, никто из сыновей так дерево не любит, не понимает его живой фактуры. А куда эту грамоту в Баргузине деть. Ну, скажем, в засолочном цехе мастер. У бухгалтера сын закончил школу, у технорука — в цехе стало три мастера, учетчик, счетовод. Еще кто-то там прибавился из грамотеев, а рыбы цех стал меньше засаливать.
Кузьма смотрит на Сергея: Сергей возится с нартами, приделывает постромки, и, как всегда, рядом с ним Варяг. Кузьма переводит взгляд на Дамку, и ему кажется, вроде она на живот поправляется. «Как это я недоглядел?..» Это сильно беспокоит Кузьму. «Не брать на охоту суку — что с одной собакой в тайге…»
— Слушай, сынок, ты не одолжишь мне кобеля? А то шмоток набралось, не знаю, как и увезти.
— Бери, папань, — не сразу, но с готовностью отвечает Сергей. — Запрягай…
Кузьма подпряг Варяга к нарте и уехал на промысел. Вернулся с охоты при большой удаче. И пушнины добыл, и шкур звериных навез, и мяса вяленого.
— Береги, Сергей, кобеля, пуще глазу, — только и сказал на этот раз Кузьма.
Сергей понял слова отца, когда сам сходил с Варягом в тайгу. В ту осень он больше всех сдал пушнины. Самые фартовые охотники и то столько не привезли, как Сергей Агапов. Вот тогда-то битые байкальские мужики и разгадали хитрость Кузьмы. Бывало, промысловики выйдут из тайги, соберутся вместе (Кузьма на время охоты брал отпуск), каждый норовит хорошее слово вставить о своей собаке, а Кузьма Федорович все помалкивает.
Стали своих хваленых сук водить к Сергею во двор к Варягу, сулить щенков.
У Сергея и своя добрая упряжка. Четыре собаки: три сына от Дамки и Варяга. Кобели один к другому, черные с белым. Нагрудники белые, хвосты в три кольца, на конце белая кисточка, и ухватка Варяга. А вот на морде белой отметины ни у одной нет. Не вышла отметина. Дамка еще не старая, а на охоту не ходит — обезножела. Больше под крыльцом лежит. Байкальские охотники собак до смерти кормят и хоронят на своих огородах. У старых охотников по нескольку бугров на задах огорода — могилы собак.
Охота охотой, а на рыбалку тоже без собак не поедешь, особенно на подледный лов. Сергей допил чай, встал из-за стола, а Ульяна уже достала туесок с бормашем. Туесок она укутывает в старую шубу, чтобы не померз бормаш. Бормашницу ставит в корзину на нарты да еще мешком сверху прикутывает. Сергей проверяет снаряжение: пешня, «ложка» — черпать лед, лопата штыковая — резать из снега кирпичи. Крючки, лески, мотыль — за пазухой.
Сергей увязывает возок, и только за шапку — собаки как на пружинах. Он падает на нарты лицом вниз, чтобы не отморозить нос. Нарты подпрыгнули на крыльце, и покатился черный клубок по морю. Варяг знает, куда направить упряжку. Мчат, только слышно, как ветер свистит да строгают собаки когтями лед. Глянет Сергей из-под руки: перед глазами хвосты приспущены, как рули держат упряжку. Пересекли пролив и бегут под берегом острова Святой Нос, в глубь Карбулинского залива, вывалив, словно пламя, красные языки.
Сергей не боится проскочить «Камчатку». Варяг знает и это место. Тут, в пазухе острова, намело снегу со всего Байкала. Но и где снега больше, там лед тоньше. Под снеговым одеялом не промерзает Байкал. Сергею это место показал Алтай. Тут и омуль, и хариус, и сиг, и другая рыба держится. Сергей садится верхом на нарту и тормозит ногой, чтобы нарты не били собак. Варяг круто забирает к центру залива, под полозом гудит спрессованный ветром снег. Вот и то место. Шабаш! Варяг стопорит упряжку. «Камчатки» как и не было, ветер сровнял снег. Разгоряченные кобели горячими ртами хватают снег.
— Ну-у, это вы зря, парни, мерзнуть будете, — укоряет Сергей собак и достает лопату.
Первым делом он разрывает в снегу колодец и ставит в него туесок-бормашницу с бормашем. Под снегом бормашу теплее. Если замерзнет бормаш, тогда пропал улов. Здесь потише. Низовой тянет по Байкалу на метр, не выше, — Сергей по прорехе на штанах чувствует. Он загреб туесок и воткнул в снег, как в кочан капусты, лопату. Огляделся: у Варяга от дыхания только усы заиндевели, опушили морду. Сидит моржом на хвосте и щурится на холодное, как консервная банка, солнце. Сыны его нахватались снегу, начинают дрожать на ветру.