В ожидании счастливой встречи

Опустел Баргузин, замерли бараки. Труба над заводом и та жиже дымить стала. Видно, что шуруют ребятишки. Баб и тех.. «Ангара» подчистила. Кого в армию, кого на трудовой фронт. Кузьма перед уходом на фронт сказал Ульяне так:

— Весь мир держится на вере. Любовь, хитрость, смелость, боль — это только подмога вере.

Кузьма в эти понятия вкладывал свой смысл, как он понимал. Хитростью он называл уменье и приводил в пример Варяга. Вот когда Варяг выслеживал лису, применял хитрость — умение. И у смелости своя окраска. Схватился его Варяг с волком — смелость. А любовь в жизни — что обруч, все скрепляет: и веру, и хитрость, и страх, и смелость, и боль. Не будет хорошего обруча — рассыплется клепка.

Кузьма верил в победу, Ульяна в Кузьму — этим и живы были Агаповы. С фронта Кузьма писал: «Немец уже не тот — взашей ему даем». Особенно радостным было письмо от Кузьмы, где он описывал, как встретил Чалого — Арининого сына. Вначале не поверил, но тот узнал его, Кузьму. Ездовой еще предупредил: «Саданет передней». Кузьма бросился коню на шею. «Мы уже с Чалым… Помнишь, Уля, у Арины на груди было одно яблоко посветлее с крапинками, точь-в-точь и у Чалого такое. Кто посмотрит, что это я прилип к коню, веришь, Уля, а я отстать не могу. Ротный говорит: «Забирай, Агапов, все равно с ним никому не совладать». Чалый, Уля, пониже Арины, а норов ее и ход; погляжу: она, и все. И в поводу ходит так же. Где другие кони не берут пушку, Чалого подпрягаю. Жалко его, а что сделаешь — война. Веришь, Уля, кроме меня, никого не стал подпускать. Я ему и из столовки приносил, и своим пайком делился…»

Кузьма подробно описывал, и как ел Чалый, и какой у него голос сходный с Арининым. О себе Кузьма сообщал скупо: «…был коноводом, пушки возил. Вывел подразделение из болот, к ордену представили. Теперь командую полевой разведкой. Быть того не может, чтобы мы не разбили гада».

В цехе Кузьму заменил Сергей. Александр работал и жил в затоне. Марию мобилизовали на трудовой фронт. Маруся жила в деревне, работала в колхозе. Валдай отвоевал на Халхин-Голе и прямиком на Отечественную. Ульяна на заводе. Прибежит потемну — хозяйство: куры, корова, свиньи, собаки; напоить, накормить, и убрать, и постирать надо, и опять на завод. От коровы, правда, толку никакого, вот как полгода бросила доиться. Поначалу Ульяна думала: стельная Буренка, брала у соседей молоко и сносила на заготпункт; оказалась Буренка яловая. Курицы тоже плохо неслись — зерна не достать. Приходилось прикупать яички на сдачу. Свиней бы Ульяна давно ликвидировала, но, пока была картошка, тянула.

Корм корове матросовкой наносили Сергей с Ульяной. Где руками между кустов, где серпом добывали сено. Сами на рыбе живут, что Сергей добудет, рыбой и собак кормят. В хозяйстве четыре собаки — упряжка. И воду возят, и дрова из лесу, и на охоту Сергей ходил с собаками, без собак в лесу делать нечего, и на рыбалку в свободное время. Зимой так на подледный лов.

Короткие дни зимой. Если бы не вой собак да не дым из трубы над заводом, то бы показалось, что поселок вымер еще с осени, когда отстрадовались и закончили путину. Ребятишек тоже не видать на улице. Те, что подросли, заменили отцов на заводе, поменьше — за партами, а самые маленькие дома на печи сидят. Другой бы и до магазина добежал — не в чем. Да и в магазине нечего делать: кроме банок с персиками по пять девяносто, ничего на полках нет. Продавщица поверх шубы драный застиранный халат напялила и сидит на бочке, насупротив приоткрытой печной дверки, ногами в печь, грызет орехи — вот и вся картина. Хлеб и то теперь в магазине не продают — мукой раздали по карточкам еще в начале месяца.

Зима на Байкале — вечность. Если ветреная выдастся — одна за три покажется. Дров съест прорву. Воет — нутро все выест до дна. Как затянет с Ноябрьских, и воет, и воет до масленицы.

Но Агаповым жаловаться не приходилось и на зиму. Добычливая выдалась зима, потому что в доме был мужик — Сергей. Все в доме Ульяны шло порядком. Вечером управится по хозяйству, затопит печь — веселее в избе, с погудкой топится, Ульяна шитье в руки, тепло. И внутри отпустит, сидит шьет, на Сергея поглядывает, как тот к лету вяжет снасти. Отпустит пурга к весне, зашевелится поселок маломерками да стариками. Поглядеть — жуть берет. А так ничего — трудятся понемногу и план тянут, а летом так и с присыпкой — с процентами рыбу на фронт отсылают.

Это лето не принесло желаемой радости. Война не кончилась. Наступившее лето подчистило, выгребло оставшийся «подсад» в Баргузине.

Туманным голубым утром увезла «Ангара» Сергея, как пять лет назад Валдая, так и опустела изба Ульяны. Ходит понурый Варяг — ровно кость потерял.

Лето тысяча девятьсот сорок третьего года выдалось плохое, травы было мало, а осень и того хуже. Картошки Ульяна накопала мало. Во всем приходилось управляться одной. Александр за все лето раз и прибежал домой, и то чтобы сказаться, что берут на переподготовку в Иркутск. Буренку пришлось свести, свиней ликвидировать. Собак оставила. Собаки да курицы ходят по пустому двору.