В ожидании счастливой встречи

В глубоких голубых глазах Ульяны появилась остуда, будто ветром надуло. От крутых с соболиной остью бровей еще глубже разошлись морщины, распахали высокий белый лоб. Поблекли и словно выцвели яркие губы. Ульяна как-то поглядела в зеркало и горестно вздохнула: «Кузьма теперь и не узнает. Чего доброго, разлюбит. Господи, другой заботы нет… А вот в ту войну, — пришла Ульяна к выводу, — легче переносилась разлука». Видно, чем старше становится человек, тем больнее расставание. Другой раз так подкатит тоска, что хоть на стену лезь. Ульяна и побежит к Карасихе в Максимовку. Та бросит на картах:

— Придет твой Кузьма, вот помянешь мое слово, и Сережка живой возвертается, — потычет Карасиха Ульяне в нос шестеркой червей. — Вот скорая дорога. На пороге стоит твой Кузьма. Ну, а дороги Сергея пока не видать.

Вернется домой Ульяна, позаглядывает во все углы — господи. И легче станет ждать.

Глаза у Ульяны сухие. Помнит слово, что дала себе, — никогда не плакать. В прошлом году на рождество Сергей упал, и затылком об лед. Голова так болела, будто в нее наложили горячих углей. Что только Ульяна ни прикладывала: и лед, и отруби, и пареный овес. Не помог и фельдшер.

— Не плачь, маманя. От твоих слез мне еще больнее…

— Не буду, сынок. Даю обет: если выздоровеешь, ни разу не заплачу.

А Сергею все хуже и хуже. Пришла Карасиха, поглядела:

— Ульяна, сито есть?

Ульяна за ситом бросилась, а Карасиха замерила веревочкой голову Сергея, затем дала ему в зубы обечайку сита:

— Сожми сколько можешь.

А сама бить ладонями по ситу.

Сергей ойкнул — и просветлело у него в глазах. Поправился. И вот когда уходил Сергей на фронт — Ульяна не плакала.

На берегу голосили бабы, навзрыд наяривала гармошка плясовую. В этот день в Баргузине было два события. Провожали на фронт своих мужиков и играли свадьбу: Екатерина Николаевна выходила замуж за военрука.

— Будет убиваться-то, — горячо шептал Александр Сергею. Он приехал проводить брата. — Мужиков нет, вот и выбрала жердь.

— Что так-то, может, у них любовь, — одергивал Сергей Александра.

— Какая там любовь.

— Может быть, такая, что такой ни у кого и на белом свете нет…

— Пусть, пусть. Вот приедешь со звездой, будет тогда знать, — не унимался Александр. — Ничего я в ней не вижу такого, кошка ободранная. Ты, братуха, держись. На будущий год подсоблять тебе приеду… гадов бить… Может, папаню где встретишь?.. Не забывай, пиши.

— Мать не забывай, Саша, одна она теперь.

— Сказал тоже, когда я забывал?

На пароходе стоял разноголосый гул. Александру приходилось кричать.

Матросы замешкались. Сергей увидел на берегу Екатерину Николаевну, сбежал по трапу, попрощался с ней за руку — и на пароход. Александр отвернулся, будто не видел. Ульяна глотала и никак не могла проглотить комок в горле.

«Ангара» разворачивалась на плаву, припадая на один бок, будто подломила ногу. И пока она не скрылась за глянцевой выпуклостью Байкала, народ не расходился. «Ангара» взяла курс на Листвянку. Ветерок с Байкала легкой прохладой остужал голову, грудь, светило солнце, за пароходом гнались и жаловались чайки. Баргузинцы на палубе держались вместе. Сергей выделялся шапкой темно-русых кудрей, светлыми глазами, остальные были смуглые, раскосые.

Парни, разместившись в кружок, чаевали. Каждый из своего мешка вынул и положил на круг вяленых, соленых, копченых омулей, сигов, хариусов. Сергей еще и пироги с черемухой. Кореши Сергея Прокопий Витков и Евгений Краснояров решили держаться вместе. Евгений и Прокопий закончили без отрыва от производства курсы шоферов, а Сергей не догадался. Как бы сейчас пригодились. Не отходил от них и другой внук деда Степана — Петр Витков. Он прибавил себе год. В военкомате не стали дознаваться, а где дознаешься, он сейчас уже за хвост садит коня на задние ноги. Метрику Петр потерял, а дед Степан спорить не стал, помнит, что Петька родился на петров день, и все. Мог бы сказать Степан Степанович Витков, так в сорок первом ушел оборонять Москву и пропал. Скольких дед Степан проводил, только знает котомки налаживать, а встречать никого не привелось. Пусть хоть эти отомстят.

«Ангара» причалила к Листвянке в ночь, словно в деготь нырнула, ни одного огня на берегу. Новобранцы сошли по скрипучим сходням и на ощупь рассаживались по машинам. Сергей ехал в кабине. Настоял Пронька Витков.

— Хлебало не раскрывай, паря, обвыкай, примечай, как будет делать шофер.

Сергей второй раз в жизни сидел в кабине машины. Первый, когда еще на заводской полуторке ездили в Максимовку за навозом, и второй — теперь. Всего в пути — километров сто. Вкопанные в землю казармы, лес кругом, кустарник даже на крыше растет. Сразу всех в баню. В одну дверь завели, в другую — вывели. Невозможно узнать друг друга — бритые.

— Становись!