В ожидании счастливой встречи

Сергей через воронку долил в бак бензина. К машине в маскировочном халате подошел солдат с ведром и кистью и начал крестить «ЗИС». Сергей было хотел спросить, но другой солдат то же самое делал с соседним «ЗИСом». «Другого времени не нашлось, — подумал Сергей. — Испохабят машину». А Сергей так старался ее сохранить.

Вдруг со страшным визгом и воем над самой головой пронеслись один за другим два самолета. Казалось, брюхом они могли задеть кабины, но самолеты, не причинив никакого вреда, ушли в сторону огня. Сергей пытался понять: чьи же это были самолеты? Наши или немецкие?.. Интересно, что думают наши ребята, но Сергей не знал, в хвосте он или в голове колонны. Майора все еще не было.

Ночью, как и днем, фронт жил своей будничной жизнью. Каждое подразделение занималось своим делом. Одни в окопах — и к ночи их работа шла на спад, у других она только начиналась. Так и в тайге — пришло сравнение Сергею: днем заяц затаился, зато белка добывает орех. Ночью заяц пошел глодать прутья, но и лиса не дремлет. Сова мышкует. Каждый занят своим делом. Вот и мы…

Разгружали машины уже за полночь. Ни одного огонька. Кто разгружал, куда уносили снаряды? Сергей только слышал тяжелое прерывистое дыхание да иногда легкий позвон металла. Ему не терпелось спросить, может, кто знает Кузьму Агапова, встречал кто? Но опять, не за чашкой чая, как спросишь… Только закончили разгрузку — появились носилки, замелькали бинты, Сергей понял: раненые. Послышались и женские голоса. Сергей не знал, как поступить, помочь? Или уж не отлучаться от машины?

— Будьте осторожны, у вас тяжелораненые, — в самое лицо сказал женский голос и исчез.

Когда колонна выбралась в обратный путь, на передовой было относительно спокойно. В полнеба алел восток, машины хорошо было видно, но двигались они так медленно, что начинало клонить в сон — слипались глаза. Рядом с Сергеем сидел солдат, уронив на грудь забинтованную, как кочан капусты, голову.

«А где же майор? Неужели остался на передовой?» — мелькнуло в сознании Сергея. И вдруг словно жесть разорвалась над головой. «ЗИС» подкинуло, черное пламя заштопорило впереди идущие машины. Гул, гул, скрежет, гром обрушились на кабину, и все утонуло в дыму. Сергей, продолжая ехать наугад, старался вырваться к лесу. Дым начал рассеиваться. Лавируя между воронками, он въехал в березняк и остановился. С подножки глянул назад: на поле горели грузовики, бежали люди. «Надо бы, как рассвело, рассредоточить колонну, — подумал Сергей. — Что же это майор маху дал. Вот, скажем, если бы волк кинулся на зайцев, они врассыпную, и поймал бы он в лучшем случае одного». Сравнение со зверьем успокоило Сергея.

Подрулил Прокопий Витков, подбежал к Сергею, стал на подножку, сунул в кабину голову.

— Половины не осталось, расщепал колонну, гад. Майор убит.

Сергей отпнул дверку и вывалился из кабины. Говорить не хотелось. Только был майор, и нет его, да и Прокопий показался ему другим человеком. Слетело мальчишество, вечная улыбка. Перед ним стоял человек взрослый, с усталым, горестным лицом.

Прокопий видел убитого майора и пытался втолковать Сергею чудовищность случившегося. Как же это — под Москвой ногу потерял, здесь жизнь. Сергей и сам словно стал другим. И так бывает на фронте.

— Где?! — опомнился Сергей.

Прокопий понял, о ком он, и они побежали навстречу идущим к лесу машинам.

— А мы даже имени его не узнали, — склонился Сергей над майором.

Словно бы имя могло стать заклинанием от смерти.

— Не имя важно, — сказал кто-то за спиной, — был воин и человек.

— Был, есть и останется. Я его здесь не оставлю — на привале похороним честь честью. — Прокопий помог Сергею. Они вынесли майора.

Колонна уже оправилась от бомбежки.

— Ну, гады, — грозил Сергей, — налетели на раненых…

Задело осколком и Женю Красноярова. Его перевязывала Аня, еще совсем девочка. Откуда она взялась в колонне — он не знал, только предположил, что сопровождает раненых с фронта. Он и имя только сейчас узнал, когда к ней обратился санитар, и Сергей по сумке с красным крестом определил, что пожилой солдат — санитар.

— Посмотрите, нет ли еще где раненых.

Сергею показалось, что Аня говорила слишком громко. При покойном командире звонкий девичий голос казался неуместным.

— Командира, товарищ, похороним в этой роще, — кивнула Аня на лес, — ранеными распоряжаюсь я…

— Но он же мертв… Можно помолчать.

— Тем более, возьмите лопаты…

У Сергея бухало в голове. Аня окрикнула старшину, а Жене сказала:

— Будете жить…

Может быть, от прикосновения ее рук Краснояров исцелился: снова сел за руль. Ветрового стекла в кабине у Жени не было, и в рамке торчали осколки стекла. Солдат, ехавший в кабине с Сергеем, умер. Сергей впервые увидел смерть рядом. И все-таки где-то в подсознании жила уверенность в собственном бессмертии. Как это он — а вдруг может умереть? Страшная в своей легкости смерть показалась ему нереальной.

И война пока еще виделась киношной: и страх, и сопереживание — все в ней, но казалось, наступит день, как свет в зале зажжется, и он выйдет из всех ужасов в реальную жизнь.