Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

В кабину села юная сестричка Аня. Разговаривать не хотелось, но украдкой Сергей поглядывал на девушку. Симпатичная фронтовичка вызывала уважение, только уж хрупкая больно. Если бы не свои глаза — трудно поверить. На носу нежные конопушки, на виске жилка бьется. Совсем девочка. Поди, как Маруся. И куда они-то едут. Силы как в котенке. Он посмотрел на руки Ани. Пальцы тоненькие и еще на указательном правой — чернила фиолетовые. Поди, из класса — и на фронт.

Сергей стал смотреть перед собой. Колонну выводил из леса старшина. Вокруг ни солдат, ни танков. Представления о войне перепутались, смешались в голове Сергея. Трудно было представить, где передовая, где тыл, как воюют. И были ли они на передовой. Если были, то что это за война? Налетели — трах, бах…

Через месяц Сергей понял, что война — это тяжелая каждодневная работа. Не подвези вовремя снаряды, туго бы пришлось на передовой. Главное в этой новой для него работе — побороть страх. Страх парализует. Сергею довелось видеть, как лось, окруженный волками, падал замертво, а мог бы и затоптать, на рога вздернуть. Или вот соболь загнал белку на дерево, ей бы по тонким ветвям перелетать, а у нее от страха ноги отнимаются — орет, а не убегает. Побороть в себе страх — это мужество. Поборешь, и на риск можно пойти. Успех другой раз только от риска зависит, а тут еще смерть рядом ходит, дисциплинирует.

После майора колонной командовал подполковник. Маленький, юркий, черный, словно смоленый конец дратвы — в любое ушко пролезет. С первых дней он приметил Агапова. Сергей покорил подполковника своей основательностью, предельным вниманием к машине.

Надеялся подполковник на Агапова.

— Агапов, особое поручение. Не снаряды повезешь, а «самовары». Поедешь с Белоусовым, будешь старшим…

Грузились уже потемну. Сергей краем глаза видел, действительно какие-то «самовары» или светильники… Но раз подполковник сказал, значит, важный груз.

— Немцу, Агапов, не даваться, понял? В случае чего нажмешь вот эту кнопку, — Сергею из кузова протягивали колодочку на шнуре.

— Глушитель бы, товарищ подполковник, заменить, орет как…

— Зубов? Где Зубов? Белоусов, где Зубов?

— Да тут я, товарищ подполковник, вот он я… — показывает на себя старшина Зубов.

Зубова Сергей уважает, как отца. Зубову за пятьдесят, он большой, доверчивые серые глаза, побитое оспой лицо, молчун, а механик незаменимый, ночь, в полночь — он тут. Он и на гражданке в артели глухонемых работал механиком.

— Так ты, Зубов, не слыхал про глушитель?

— Теперь слыхал, — отвечает Зубов. Сергею неловко, он вроде Зубова подвел. Подполковник ушел. Зубов залезает в кабину к Сергею.

— Так вот, земеля, похоже, отца твоего найдем. Сказывают, где-то тут Агапов есть.

— Справки наводил, что ли? — Сергей ставит на подножку огнетушитель с маслом и с надеждой смотрит на старшину.

— Наводят только мосты да воров, было бы тебе известно. — Зубов сворачивает «собачью ножку», прикуривает от патрона и так тянет самокрутку, что крошки табака стреляют. Сергей боится, что старшина когда-нибудь спалит его «ЗИС-5».

— Ну, справлялся, — поправляется Сергей.

— А как ты думал, если бы я тебя попросил — ты бы как поступил, а, Агапов?..

Вся колонна знала от Зубова, что Сергей разыскивает отца.

— Ты, Сергей, не переживай. Найдем. Рано или поздно. От нас никуда не денется. Сибиряк к немцам не побежит.

— Тоже скажешь, старшина, к немцам. Да ты знаешь моего отца?!

— Знаю, — твердо говорит Зубов. — По тебе вижу, — хороший он воин. Тем более, говоришь, командир. Не может без вести пропасть. Глушитель я велел снять, — возвращается он к делу, — с краснояровской, ему теперь не надо… — старшина выходит из машины и присаживается, смотрит, как ставят глушитель. Из баргузинских в живых остались Сергей да Прокопий Витков. Виткова позавчера перевели в танковую часть. Сергей узнал об этом, когда Прокопий уже уехал.

Пока гремели над машиной ключами, ставили глушитель, Сергей бросил голову на баранку, вздремнул. Бывает так: днем хоть глаз выколи, ночью подпорки ставь. Но Сергей уже втянулся, опустил голову, вздремнул — и легче. Ефрейтор Белоусов садился в кабину, разбудил его.

Белоусов своей машины не имеет — он подменный, на всякий случай, а так крутит гайки. Но если особое задание, то к Сергею садится Белоусов — подстраховывает.

В прошлый раз только колонна вернулась с передовой и солдаты попадали — храпок во весь роток, — как старшина растолкал Агапова. Тот спросонья понять не может — за ножом полез.

— В штаб тебя.

Сергей бросил ноги в сапоги, подтянул ремень. Видит, старшина Белоусова теребит — ясно. Машина уже под брезентом, загружена, отдельно стоит. Сергей свою из сотни узнает — как телок корову. Только к дверке — подполковник:

— Агапов!

— Слушаю!

— Не тряси сильно, поедешь поаккуратнее…

— Понятно!

— С сопровождающим.

Вывернулся из-за машины человек. Лица не видно. Маленький, тихий, видать, к колесу прислонился, молчит. Не назвался.

— Трое поедете: Белоусов, ты и он.

К передовой подбирались на подфарниках — словно окурок светят.

— Ты, Агапов, вруби, вруби свет, может, немцу в рот едем…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы