В ожидании счастливой встречи

— Товарищи! — еще выше поднял голос майор. — Агапов знал, что едем на фронт, и… не дрогнул. Больше того, проявил мужество и сноровку. Если у каждого из нас будет такая настойчивость и воля, то тем ближе будет победа, наша с вами победа, товарищи!

Сергей почувствовал, как в нем прибывает сила… и пожалел, что теперь майор не сядет к нему в кабину.

— Товарищ майор! Садитесь со мной, — наперебой приглашали его солдаты.

— Спасибо, товарищи! Я с Агаповым…

— На фронте прежде всего смелость и честность, — пояснил он скорее себе. Отъехали, и он напомнил: — Про газовочку не забывай, Агапов…

— Ладно.

— Что значит — ладно?!

— Буду.

— Как надо отвечать?..

— Есть, товарищ майор!

— Ладно, — сник майор, — я тоже недолюбливаю тех, кто дергается… Ты где рос? — после некоторого молчания спросил майор. — В колхозе?

Сергей ответил, но не сразу:

— Вначале на сплавной, потом на Байкале.

— На Байкале? Из рыбаков, значит? — оживился майор.

— Не то чтобы в чистом виде рыбак, по дереву мы мастера.

— Это что, бочки строгать?

Сергей покивал.

— А рыбачить, охотиться не приходилось? На медведя не ходил?

— Ходил из-под собак…

— Это что, собаки задирали?.. Нет, ты не смейся, Агапов.

— А я разве смеюсь. Спросите Виткова Степана, он по зверю фартовее меня. А дед Степан и отец его Степан Степанович с рогатиной на медведя ходили.

— Он тоже, Витков, с Байкала?

И на это Сергей покивал.

Майор скосил глаз на Сергея — неразговорчивый. А смотри, машину ведет уверенно.

— И собаки есть? Хорошие?

— Неплохие. В особенности Варяг.

Сергей пропускает между колес ухабчик, выкручивает баранку.

— Так сколько собачек?

— Четыре кобеля и сука… Суку тоже надо считать, хоть и обезножела, добрая была, не сбросишь со счета — мать она троим…

— Так, так, — то ли подтверждает, то ли подгоняет Сергея к рассказу майор. — А твои родители?

— Батяня где-то тут, на передовой, хлещет фрица. Маманя на заводе и по дому пластается… — Сергей задумывается: надо ли про всех говорить. Про Марию Сергей ничего сказать не может, потому что сам не знает, где она. Про Марусю, Александра нечего сказать. — Если не выкрошат зимой фашистов, Александр обещал на тот год подсобить… Младший брат, — поясняет Сергей.

— Так, так, — потакал опять майор.

Сергей майору все больше нравится.

Майору показалось, что Агапов незаурядный солдат. Он на своем веку повидал солдат и знает этот народ. На войне люди сходятся быстрее и крепче. Майор по себе знал: на фронте обостряются чувства. Бывает даже так: посидели в окопе, помолчали — и узнали друг друга.

Ранг мешает проникать в сущность человеческой натуры с ходу. Это ощущал не раз майор в общении с рядовым. Бывало так: сядет в кабину к новичку, под плащом погонов не видно — человек от души весь тут. Стоит снять плащ — замкнулся. Лычка расставляет «акценты». От этого никуда не денешься, на то и лычка. Она определяет, кто есть кто; пусть внешняя сторона дела, но это так. Сердечное взаимопонимание — это в армии как бы на втором плане.

Майор убежден: если приказ совпадает с устремлением — эффект что надо. Майор понимал и знал, что, может быть, нигде так человек не тянется к общению и пониманию, как на войне. На войне как на войне — убивают. Майор — кстати или нет — вспомнил солдата желтее табачного листа. «Язва у меня, — пояснил солдат, — обречен, но хочу умереть как герой. Пусть посмотрит мне в глаза фашист и пусть знает». Через месяца два по котелку каши стал съедать. Желание мстить за Родину помогло выздороветь. Дух победил плоть. Говорят — солдатская масса серая; это только шинели серые, а так каждый — личность. На фронте жизнью рассчитываются. Цену имеет только то, что делает победу. А делает победу солдат. Это майор знал железно.

В воздухе, на земле чувствовалось приближение фронта. Майор посмотрел на часы.

— С полчасика придется подождать темноты. Ты как ночью, Агапов?

— Свычен, — с готовностью ответил Сергей. — Если надо, скрадом могу…

— Это что, как зверя? — прокашлявшись, спросил майор.

Сергей на это не ответил. Дескать, майор правильно понял.

Колонна потянула на обочину, к лесу. Собственно, в прямом смысле дороги не было. Вся земля изрыта, перепахана, изуродована. Сергей обогнул развороченный блиндаж и, не выпуская из виду впереди идущую машину, пристал к колонне у кромки леса, заглушил мотор. Майор сразу ушел. В кабину заглянул старшина.

— Фар не включать, ориентир — стоп-сигнал передней машины. Дозаправиться. Бензовоз в хвосте.

С наступлением темноты передовая линия как бы приблизилась. Все ярче вспыхивали бурые огни, отчетливее строчили пулеметы, гудела земля, а то и в полнеба выхватывало заревом, и Сергей пригибался к баранке, жмурил глаза. Страха он особого не испытывал, одно его беспокоило: вдруг прорвутся немцы, а у них и обороняться нечем. Когда зарево затухало, черное небо шили трассирующие пули — красно-зеленые цепочки бежали из темной земли, перекрещивались, ветвились, пока не натыкались на что-то такое, от чего вдруг становилось светло как днем, и тогда были видны черные со смертельным грузом машины.