Отцвел на крупных прутьях фиолетовый багульник. От последних взрывов вздрагивала на берегах Вилюя белая рябина. Сергей демонтировал экскаватор, экипаж укладывал в металлические ящики такелаж, инструмент. Разогретым гудроном на ящиках писали адрес новой стройки. А когда мари сковало морозом и окреп на реках лед, колонна механизаторов с Вилюя двинулась дальше на север — на Колыму.
Где хребет Черского переломился и на изломе река обнаружила могущество и необоримую силу, здесь и определили строители створ будущей гидростанции. Здесь первый ковш грунта на больших колымских порогах и зачерпнул Сергей Кузьмич Агапов.
Колыма — край нескончаемых гор, куда ни кинешь глаз — всюду островерхие пикообразные горы. Зимой кажется, что их пики несут на себе крупные и яркие звезды. Светятся они на отточенных и отполированных ветрами куполах, что блестят на солнце. Колыма пробивает путь на север в узком каньоне между горами. Пороги, шиверы, каменная наброска в этом месте — все это делает невозможным судоходство по реке. Разнится Колыма от Вилюя. Тайги здесь нет, на Вилюе и тайга, и мари, и невысокие возвышенности, множество озер и речек делают природу мягче, доступнее. Зима на Вилюе суровая, на Колыме — злая. На Вилюе и мороз переносится легче — ветра нет. Воздух только загустеет так, что слышно, как позванивает. Дунешь — гудит, и снег под ногой с сухим скрипом, а на Колыме снег под ногой стонет. На Колыме мороз под шестьдесят, да с ветром метров тридцать — сорок в секунду, — носа не высунешь. А лето яркое, такое, как и на Вилюе, даже ярче.
Что на Колыме, то и на Вилюе — два паводка: один ярится весной, другой — осенью.
На Колыме словно дьявол вмешался — все врозь: и снега с гор ударили, и ручьи заголосили, и обвалился водопад. Река вздыбилась и в какие-то часы взвилась на десять метров и пошла все сметать на своем пути. Вилюй — река раздумчивая: пока соберется — все пыжится. Постепенно, не спеша заполняет водой ямки, рытвинки, озера, речки. И когда уже они выйдут из берегов, наполнят Вилюй, тогда и он подо льдом заворочается и начнет ломать свой ледяной панцирь. Вот тогда и попрет на берега льдины величиной с дом. Бывает, и до середины лета такие льдины все слезят и исходят, исходят голубым свечением. Так и слезятся, бывает, до осеннего паводка, который их и подберет.
На Колыме реки молотят, перемалывают лед в пену. Ушел паводок, обтесал берега, и голая каменная наброска зубами торчит. Что у малых рек, что у самой Колымы. И место не сразу под застройку выберешь. Нет широких площадей, только и можно — это на левом берегу, километрах в семи от основных сооружений. Выдалась здесь мокрая терраса, поросшая редкой лиственницей да куренями карликовой березки.
Но строят тут, на Колыме, добротно, ни в какое сравнение с Вилюем не идет. На подсыпках возводят каменный поселок, с размахом озеленяют сразу. И дома улучшенной планировки со всеми инженерными обеспечениями. Школы, детские учреждения, бытовые объекты и даже спорткомплекс с бассейном. Вечером поглядишь на поселок — район Москвы, и только. Ног не вымажешь, хоть по любой улице пройди. Такого на Вилюе не было. Обо всем этом красочно в письмах к Фросе расписывал потом Сергей. Он старался придерживаться фактов, но факты казались сказочными, и письма получались восторженными. Фрося читала и не узнавала своего всегда сдержанного, немногословного мужа. «Как влюбленный мальчишка», — думала она. Время на Колыме что река — бурно и с высоким паводковым пиком торопит строителей. Как и река гальку, так и время человека обкатывает, шлифует и помогает, как надо строить, как обживать север.
А чтобы пустить гидростанцию в 1980 году, надо было поднять более одиннадцати миллионов кубов грунта. Ковши, ковши, ковши. Основная тяжесть работы по возведению этого гигантского сооружения приходится на куб ковша экскаватора.
Износ ковша на Колыме в тридцать раз больше, чем на Ангаре и в пять — чем на Вилюе.
На Колыме ковши — дефицит.
Прошлой зимой с превеликим трудом отыскали в Якутии три ковша, и при перевозке их через приток Алдана Амгу машина с прицепом провалилась под лед. Оборвав борта и прицеп, ковши ушли под воду. Стройка заметно снизила темп по выемке скалы. Старые ковши то и дело приходилось латать. Кого только ни посылали за «утопленниками», и все безрезультатно. Пришли к единодушному мнению — попросить Сергея Кузьмича.
Начальник стройки приехал к нему на экскаватор. Агапов как раз ремонтировал ковш, может, и это решило его согласие. Да и сам он хорошо понимал: ковши нужны были стройке, как ложка к обеду.
Сергей передал рычаги своему помощнику и пошел собираться в дорогу.
Сергей почти год жил без семьи и истосковался так, что хоть садись и поезжай на свидание. Последние полгода и по ночам снились ему свои. Особенно Уля, и все она на экскаватор забирается, и нет у нее силенок подняться, а Сергей переживает, и нет времени подсобить ей, и все у него какие-то неотложные дела на экскаваторе.