В ожидании счастливой встречи

Однажды утром Сергей проснулся — и, как всегда, к рябушке. Курицы в гнезде не оказалось. Сергей на улицу. Рябушка бойко-бойко разгребала мусорную кучу, около ее носа, живо насвистывая, катались желтые комочки. Сергей не мог оторвать глаз от цыплят, он простоял бы целый день, если бы не окликнул его отец. Рядом с отцом вытирал о березовый коврик сапоги капитан «Баргузина» Платон Тимофеевич Фатеев. «Наверно, за Сашкой Фатеев пришел», — определил Сергей. Он недавно слыхал, как отец с матерью разговаривали: «Пусть Александр лето походит на пароходе, к зиме в форме в школу пойдет». Да и Сергей сам понимал — разуты, раздеты. Сергей бы и сам пошел в масленщики на пароход, там и спецуху дают. Но он и так при деле. Помогает отцу в цехе и по дому матери.

Мать права: на них как на огне одежда горит. А где ее взять? Из старых мешков штаны только на заплатах и держатся. О нательном белье в Баргузине понятия не имели не только ребятишки, редко кто взрослый носил, скажем, кальсоны или трусы. В трусах купался только один главный бухгалтер завода.

Сергей собрал на стол: поставил чайник, заварку из бадана, вот и все угощенье. Фатеев подсел к столу. Сергей приткнулся с краешку. Отец было начал об Александре.

— Да знаю я твоего Алексашку, — перебил Фатеев. — Плохого не скажу. Ты мне лучше, Кузьма Федорович, Сережку отдай, — потыкал Фатеев Сергея пальцем в бок. — Капитанами рождаются, вот что я тебе скажу. Ей-богу, Кузьма Федорович, я вот сколько родову свою помню, все у нас в роду лоцманили и по Баргузину, и по Ангаре, и по Селенге — не только по Байкалу. Кого ни возьми — наш корень. Все ветви от прадеда моего Ивана Тимофеевича Фатеева, — Платон Тимофеевич хлебнул из кружки. — А я вот в капитаны вышел. Никто у нас в родове к рыбе не склонен…

— Так-то оно так, — поддакнул Кузьма, — кому что.

В Баргузине все знали: фатеевские — лучшие лоцманы в Байкальском бассейне. Знали, что у Платона Тимофеевича сынов своих нет, а пять дочерей и у дочерей тоже дочери. Не раз старый капитан вздыхал: «Обрывается, едрить твою мать, корень…» И теперь выговаривал Кузьме:

— Тебе что, Кузьма Федорович, у тебя двое, вон какие ребята… по нонешним временам, капитаны бы пошли, язви ее в бок.

— А кто спорит, я бы и Александра от себя не отпустил, — живо сказал Кузьма. — У меня и прадед, и дед, и отец тесали…

— Ты сравнил, Кузьма Федорович, тесать — одно, а лошадиными силами управлять — совсем другое…

— Смотря как тесать…

Сергей вроде бы и завидует капитану, но хочется отца поддержать. Только не знает как. У Агаповых не принято совать нос во взрослые разговоры. Сиди и помалкивай, спросят — ответь. Но и отец хоть и с уважением к гостю, но и свое умеет защитить, не даст топтать.

— Тесать — оно верно, можно по-разному, — сдается Фатеев. — Возьмем ту же бочку: другой так обкромсает — не укатишь, не поднимешь, огурец не огурец — на морковку тоже не похожа. Я уж не говорю, не спорю про комод какой или санки. Другой ведь мастер так выгнет — лебедь… Смотреть не насмотришься. Говорят, Кузьма Федорович, Сережка-то твой по части этой собаку съел…

— Кто его знает, пока трудно сказать, — уходит Кузьма от ответа. — Если надумал шкап какой заказать, говори, Платон Тимофеевич, сработаем.

— Я не к этому. Твою работу, Кузьма Федорович, я уж поглядел, да что я, никто не охаивает. Мастер ты, Агапов! Но только ты не обижайся, говорят, Сережка у тебя бедовый по этой части, — правда — нет?

— Опять не знаю, — посмеялся Кузьма. — Голова вроде на месте.

— Вот-вот, с головой, и я про то. Без головы на реке делать нечего. Там если не так загнул — не перегнешь…

— Это верно, с умом надо гнуть, — в такт Фатееву вторит Кузьма. — Так ты, Платон Тимофеевич, что-то я не возьму в толк, против моего Александра, или как тебя понимать?..

— Да что ты, Кузьма Федорович, беру его.

Кузьма то на Фатеева, то на Сергея посмотрит и по тому, как заблестели глаза у парня, понял — тянет мальчишку вода.

— И за Сергеем дело не станет, — утешил он сына, — поглядим, что дальше будет из него… Если что, поперек не стану.

Сергей промолчал.

— Я и Александра твоего в люди выведу. Ты, Кузьма Федорович, не сумлевайся.

Фатеев поднялся из-за стола.

— Спасибо тебе, Платон Тимофеевич. Об чем говорить… Сергей, слетай-ка, крикни Александра, — попросил Кузьма и занес чайник над кружкой Фатеева.

— Не буду больше, спасибо, Кузьма Федорович.

— Ладно, — отставил чайник Кузьма, — что верно, то верно, вода не водка, много не выпьешь.

— А плицы твои, Кузьма Федорович, до сих пор шлепают на «Баргузине», не заглядываем теперь.

— Из мореного кедра, не должны бы подкачать.

Сергей с Александром влетели на порог, как молодые стригунки.

— Ну вот, Александр, — с укором сказал Кузьма, — остепениться пора, не маленький, Платон Тимофеевич за тобой зашел, уважил. Присматривайся там хорошенько к делу, слушайся…

Ульяна еще с вечера собрала Александру узелок и сама хотела после работы проводить сына, да Фатеев зашел намного раньше, чем договаривались.

— Ну так не забывай родителей, мать, — обнял Кузьма Александра.