В поисках потраченного времени, или Воспоминания об ИМЛИ

Сучков не избежал сталинских лагерей, прервав­ших его блестяще складывавшуюся карьеру (он был до войны, насколько я знаю, работником аппарата ЦК, одно время возглавлял прекрасный журнал "Ин­тернациональная литература", публиковавший джой­совского "Улисса", после войны заведовал Издатель­ством иностранной литературы, откуда и был взят по 58-й статье). Благодаря тому, что "отец народов" отправился наконец в мир иной, отсидел он сравни­тельно недолго. Тихий "отстойник" под крылом у Ко­жевникова совершенно не соответствовал его спо­собностям и возможностям (это был хорошо образо­ванный германист, с диссертациями о Томасе Манне, а потом и о реализме в мировой литературе, знавший несколько иностранных языков), однако продвигать­ся вверх по служебной лестнице после "отсидки" власть редко кому позволяла. Возможно, Сучков и достиг бы поста главного редактора какого-нибудь журнала, но он не мог бы рассчитывать на большее, если бы в 1965 году, во время достаточно бездарной полемики советских литературоведов с блестящей книгой Роже Гароди "Реализм без берегов", "серый кардинал" и главный идеолог Политбюро М. А. Суслов случайно не остановил взгляд именно на его,более толковой, нежели остальные, статье...

Суслова я однажды увидел вблизи — на сцене конференц-зала гостиницы "Россия", из первых рядов. В Москве проходило совещание глав рабочих и коммунистических партий мира. Однодневные пригласительные билеты на него, видимо, в знак доверия и поощрения, раздавали по местным партоганизациям. Пришла разнарядка и в ИМЛИ. Гонимый веч­ным любопытством, я от приглашения не отказался. В президиуме восседали руководители всех земных смут во главе с Гэссом Холлом — было на что по­смотреть! Полный зал и полный президиум в полном молчании минут десять взирали друг на друга. Было понятно, что кого-то ждали. Вдруг из-за кулис стре­мительной походкой вышел высокий худой человек, затянутый в черный костюм и смахивающий одно­временно на католического патера и на академика Лысенко. Седая прядь волос была косо зачесана от пробора. На щеках играл явно наведенный, как на восковую куклу, румянец. Зал и президиум встали и разразились овациями. Я опознал Суслова по пор­трету: вдохновенные лица членов Политбюро раз­мером в человеческий рост на майские и ноябрьские праздники вывешивались по стене Политехнического музея на площади Дзержинского (мы имели возмож­ность любоваться этими лицами чуть ли ни ежеднев­но, приходя в институтскую библиотеку). Прочитав по бумажке казенное пятиминутное приветствие, Суслов сел в президиум на крайний стул и, изображая за­хватывающий интерес, стал слушать читающего по бумажке основного докладчика. Но тут из-за кулис возник охранник и что-то прошептал ему сзади на ухо, видимо, напоминая, что дела требуют и пора уходить. Не оборачиваясь, Суслов ткнул растопыренной пятерней куда-то за плечо, будто хотел выбить охраннику глаза. Похоже, он показывал на пальцах, что уйдет через пять минут...

Когда Сучков впервые появился в директорском кабинете, в нем еще явно ощущалась журналист­ская и литературная закваска — он был либерален, доброжелателен, приглашал на обсуждение отчетов и планов всех сотрудников отделов, вежливо улы­бался и пошучивал. Институт ожил и переполнился надеждами. В нашей профсоюзной организации возникла — вполне понятная после перенесенных стрессов — идея: встретить Новый 1968-й год вскладчину, всем коллективом. Из конференц-зала вынесли стулья и накрыли стол. Посреди зала возвышалась елка. Во главе стола восседала дирекция, Сучков произносил тосты во славу коллектива, коллектив от­ветствовал директору с весельем и любовью. Потом были музыка и танцы. Все хорошо выпили, и я на всю жизнь запомнил танец, с годами все больше смахи­вающий на прощальный полонез из "Пепла и алмаза" А.Вайды: взявшись за руки, с Дементьевым в центре, наша группа, образовав дружеский круг, отплясывала популярную тогда летку-енку...

Вскоре показной демократизм Сучкова сошел на нет. По психологическому своему складу он был чело­веком сугубо авторитарным и амбициозным и очень скоро забрал в институте всю власть в свои руки, вы­ступая по любым проблемам и на материале любых литератур, вплоть до китайской. В тематике совре­менной советской литературы, проработав десять лет в "толстом" литературно-художественном журнале, "Знамени", он ориентировался отлично, и это еще больше затрудняло жизнь группы. Сначала он вынудил уйти из института Дементьева, который политической позицией и самим своим присутствием раздражал Сучкова, "вживую" напоминая ему, насколько "Знамя" по своему масштабу и популярности уступало "Новому миру". Потом косвенно поспособствовал и уходу на пенсию Тимофеева. Добился он этого, кстати простейшим образом, никого не увольняя, — в отделе были закрыты все плановые темы, и ни тому, ни другому, независимо от взаимоотношений с директором практически уже нечем было заниматься.