В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года

Неоднократно по пятницам, вечером проходил он по Староармянской или Азиатской улицам и через открытые окна, большей частью никем незамеченный, наблюдал, как за накрытым столом ели субботнюю трапезу. Картина, которая создавалась торжественной субботней обстановкой – горящие свечи в медных подсвечниках, стоявших на столе, и за столом отец семейства, окружённый детьми и домочадцами, и, наконец, традиционные субботние песнопения, всё это приводило князя в умиление, и, как мне передавал Шуманский, вызывало с его стороны всегда одни и те же слова: «Смотрите, как еврейский простолюдин проводит свой праздник и как наш». И это стало известно в городе. Я вспоминаю такой курьёз. Однажды утром во время приёма прибежала ко мне еврейка, крайне взволнованная и испуганная. В чем дело? Что случилось? Оказалось, что она торгует на базаре пряниками. Подошли к ней два господина и купили «жёлтый пряник». После ухода покупателей она случайно узнала, что это был сам губернатор в сопровождении своего чиновника. И она пришла в ужас, ибо её жёлтый пряник был подкрашен не яичными желтками, а какою-то дрянью, и она боялась, что этот пряник повредит губернатору. Но я её успокоил, заверив, что если еврейские желудки благополучно переваривают её пряники, то и губернаторскому желудку он не повредит, и её «обман» не будет обнаружен…

Жизнь в Кишинёве постепенно входила в норму: дома реставрировались, торговля и промышленность возобновились и вместе с тем мало-помалу евреи стали посещать гулянья и театры.

Но компания Крушеван – Пронин не успокоилась и продолжала возбуждать христианское население против евреев. Они старались использовать для этого неудачи японской войны, повторяя на все лады, что евреи всячески помогают японцам. И в течении зимы 1903–1904 гг. неоднократно делались попытки к повторению погрома. Так, однажды христианский мальчик пришёл в склад древесного угля за покупкой и, когда еврей-хозяин взял нож, чтобы срезать бечевку от мешка угля, мальчик выскочил из сарая с криком, что еврей хотел его зарезать. Как ни нелепо было это предположение, при условии, что дело происходило днём и в амбаре было ещё несколько человек евреев и христиан, тем не менее Пронин заволновался, ездил в полицию и уговорил родителей мальчика подать заявление властям о покушении еврея на убийство ребенка. Естественно, что расследование этого обвинения обнаружило всю его нелепость. Вскоре после этого какая-то женщина выскочила на улицу с криком, что у неё пропала девочка, которую, без сомнения, «похитили жиды». Собралась толпа, стали раздаваться крики, угрозы… Но вскоре девочку привели её родственники, у которых она гостила.

Пред самой Пасхой имел место более серьёзный случай. Христианская девушка, служившая у еврея, ставя самовар, вздумала полить горевшие угли керосином из бутылки. Керосин в бутылке вспыхнул, бутылка лопнула, а горевший керосин полился на платье девушки и причинил ей смертельные ожоги. Трагическое происшествие со сгоревшей девушкой дало новую богатую пищу для кривотолков. Создалась легенда, будто хозяин питался изнасиловать прислугу и, когда она оказала сопротивление, он в отместку облил её керосином и поджег. Нужно ли говорить о том, что случай этот Пронин не преминул использовать. Он натравливал родителей и жениха погибшей девушки на её бывшего хозяина, в клубе подробно рассказывал, как его расследование обнаружило ужасный поступок злодея хозяина и т. п. Строгое дознание выяснило, однако, что во время несчастного случая с девушкой хозяин даже дома не был.