Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

Что касается русской печати, то рептилии218, как «Новое Время», «Московские Ведомости» и т. п., всячески старались защитить правительство от «напрасно взводимых на него обвинений». Вот одна из характерных для того времени корреспонденций из Кишинёва, появившаяся на столбцах «Нового Времени»: «Убито 38 евреев и двое русских. Всех раненых было около 500 чел., в том числе 67 христиан. Среди последних восемь были с огнестрельными ранами и пять с ожогами от серной кислоты. Из евреев никто таких ран и повреждений не получил». Ясно, что эта корреспонденция, сочинённая, по всей вероятности, в Петербурге, и не заключающая ни одного слова правды, имела целью подтвердить правительственные сообщения в том, что в Кишинёве 7 апреля произошла драка между евреями и христианами, затеянная первыми, и что христиане, хотя их было гораздо меньше, тоже пострадали, всё же одержали победу.

Либеральная печать, находившаяся под прессом цензуры, всё же выражала свои симпатии евреям и крайнее возмущение по поводу погрома219. Явились смелые честные люди, которые открыто и верно осветили разыгравшуюся в Кишинёве трагедию. К таким принадлежит знаменитый писатель Владимир Галактионович Короленко, который лично посетил Кишинёв, и в своем очерке «Дом № 13», в ярких красках нарисовал картину погрома.

В самом Кишинёве обнаружились два совершенно противоположных течения. С одной стороны свирепствовал Крушеван, который в своем «Бессарабце», единственном в то время печатном органе, выходившем в Кишинёве, в исправленном виде повторял ложь правительственных сообщений и продолжал усиленную травлю евреев. Крушеван дошёл до такой беззастенчивости, что доказывал, что евреи сами устроили погром, желая, таким образом, вызвать симпатии и сочувствие иностранцев и заполучить побольше денег. В каком освещении представлялись им события, об этом могут свидетельствовать следующие выдержки из «Бессарабца». В № 9б за 1903 год говорится: «ещё вопрос, кто больше пострадал – евреи или христиане». В № 94: «В этом погроме нашла себе выход народная злоба, которая давно копилась под гнётом эксплоататоров»… и т. д.

С другой стороны, заговорила громко нелегальная печать, которая своими прокламациями по поводу погрома наводняла Кишинёв и другие города. Предо мною несколько экземпляров этих прокламаций. Одна из них озаглавлена – «Кто виновник Кишинёвской резни». Под обычным социал-демократическим заголовком: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» в этой прокламации выражается сочувствие и соболезнование пострадавшим евреям и возмущение по адресу правительства, единственного виновника резни. Прокламация заканчивается призывом: «Долой преступное, злодейское самодержавие и да здравствует правление народа». Другая прокламация озаглавлена: «К обществу». В ней опровергается заявление второго «Правительственного сообщения», будто рабочие участвовали в погроме. В обеих прокламациях рядом с выражениями сочувствия евреям народ, в частности еврейская молодежь, призывается к восстанию. Такого же содержания были листки на еврейском языке, выпущенные «Бундом». Видимо, эти прокламации имели в виду использовать погром для революционных целей.

Глава 12

Губернатор князь С. Д. Урусов

После долгого и томительного ожидания населения Кишинёва 23-го июня приехал в Кишинёв новый губернатор князь С. Д. Урусов. Встреча была весьма торжественная: по обеим сторонам Александровской улицы выстроились рядами жители и среди них, главным образом, евреи: мужчины, женщины и дети, которые при проезде приветствовали губернатора криками «ура», махали платками и шляпами. На другой день утром явились на приём все официальные лица – представители правительственных и общественных учреждений. Губернатор сказал им краткое, малосодержательное слово, в котором, главным образом, напирал на необходимость соблюдать строгую законность. На следующий день явилась довольно многочисленная депутация от еврейского населения. В ответ на краткое приветствие, с которым евреи обратились к вновь прибывшему губернатору, последний произнес длинную, видимо, заранее приготовленную речь. В своих «Записках губернатора» князь Урусов уверяет, что «они (депутация) удалились вполне довольные и почти успокоенные», что, однако, далеко не соответствует действительному впечатлению, произведённому на нас словами нового губернатора. Речь князя произвела на нас неблагоприятное, чтобы не сказать тяжелое впечатление, и это настроение было настолько общим у всех участников депутации, что, когда мы спускались по ступенькам, выходя из губернаторского дома, все, как будто сговорившись, произнесли одни и те же слова: «его уже успели обработать»220. A впоследствии мы узнали, что это действительно было так: вице-губернатор Устругов выехал навстречу князю в Бендеры и уже на пути в Кишинёв успел изобразить кишинёвских евреев в самом невыгодном свете, закончив свой доклад словами – «с этой язвой (евреями) поделать ничего нельзя» (см. Записки губернатора, стр. 23).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука