В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года

Князь Урусов в своих «Записках губернатора» старается обелить Лопухина, своего близкого родственника (Лопухин был женат на родной сестре Урусова), и утверждает, что «подозрения относительно участия подчинённого ему департамента в устройстве погрома недопустимо». Но дальше в том же своем произведении (стр. 165–166) Урусов должен был признать, что «события 1905–1906 г. г., ревизия Савича в Томске, сенатора Турау в Киеве, деятельность союза русских людей216… ответ министра внутренних дел на запрос Государственной думы по поводу тайной типографии…, рапорт Маркова [Макарова. – Прим. ред.] о погромной деятельности жандармских офицеров Комисарова и Будновского и т. п., всё это содействовало изменению моего первоначального мнения, и то непонятное и недосказанное в Кишинёвском погроме, что прежде вызвало во мне недоумение, я стал относить к действию некоторых тайных пружин, управляемых высоко стоящими лицами». К числу этих высоко стоящих лиц нельзя не отнести директора департамента полиции.

В № 4 парижской газеты «Возрождение» от 4 марта 1928 года помещён некролог о Лопухине за подписью Чебышева, который тоже силится обелить Лопухина. Чебышев всё же приводит изложенный нами выше факт, касающийся роли Лопухина в качестве прокурора Харьковской судебной палаты во время восстания крестьян в Полтавской и Харьковской губерниях. Этот факт служит достаточной характеристикой личности Лопухина.

Глава 10 Отношение Царя Николая II к евреям и влияние, которое оказывало отношение Царя к евреям на возникновение погромов

Хочу верить, что «к тем тайным пружинам, которые, по словам князя Урусова, управлялись высоко стоящими лицами» при организации погромов, не прикоснулась рука царя; но, с другой стороны, трудно допустить, чтобы компания Плеве – Лопухин затеяла кровавое дело, взволновавшее весь мир, без ведома царя, так сказать, на собственный страх и риск. Остается допустить следующее. Зная крайне враждебное отношение царя к евреям, Плеве и Лопухин сознавали, что, осуществив «патриотическое дело», которое, по их убеждению, должно удержать евреев от революционных выступлений, они ничем не рискуют, что могут ожидать лишь одобрения, но отнюдь не осуждения. Если Кишинёвский тёмный люд мог поверить в действительность царского указа, якобы повелевшего «на Пасхе бить жидов», то это могло иметь место исключительно благодаря тому, что нелюбовь царя к евреям была общеизвестна. Витте в своих «воспоминаниях», том 1, стр. 192–193, категорически заявляет, что Плеве не был антисемитом, но что он юдофобствовал в угоду царю и московскому генерал-губернатору великому князю Сергею Александровичу.

Таким образом, явно враждебное отношение Николая II к евреям создало в России атмосферу, при которой могли возникнуть и действительно возникли как Кишинёвский, так и последующие погромы.

Общеизвестные факты, подтверждённые и Витте, рельефно рисуют отношение царя Николая II к евреям. По поводу доклада Витте о том, что в помещении департамента полиции печатаются погромные прокламации, которые рассылаются в огромных количествах, мы уже указали, что доклад этот был выслушан царём «без удивления и без возмущения». Значит, это ему было известно. Когда расследование о жестоком погроме в Гомеле217 выяснило, что погром был организован жандармским офицером Подгоричаном, и об этом было доложено царю, то он положил резолюцию, – «это касается министра внутренних дел», последний же назначил Подгоричана полицеймейстером. Когда при премьер-министре Витте министр граф Толстой представил Николаю журнал Совета Министров об отмене ограничений для евреев в праве обучаться в учебных заведениях, то император Николай вернул этот журнал без резолюции. Когда же позже Столыпин представил положение Совета Министров о процентной норме при приёме евреев в учебные заведения, то царь немедленно утвердил это положение. И таких фактов мы могли бы привести множество.

Но я думаю, что рельефнее всего отношение царя Николая II к евреям и к еврейским погромам выявляется из письма его к матери, императрице Марии Феодоровне от 27 октября 1905 года (написано 12 дней спустя после знаменитого манифеста 17 октября). Привожу из этого письма места, заимствованные из книги В. В. Шульгина «Что нам в них не нравится?» (стр. 283). «В первые дни после манифеста нехорошие элементы сильно подняли головы, но потом наступила сильная реакция и вся масса преданных людей воспряла. Результат получился понятный и обыкновенный: у нас народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов, а так как 9/10 из них жиды, то вся злость обрушилась на них, – отсюда еврейские погромы. Поразительно, с каким единодушием и сразу это случилось во всех городах России и Сибири. В Англии, конечно, пишут, что беспорядки были организованы полицией, как всегда, старая знакомая басня! Но не одним жидам пришлось плохо, досталось и русским агитаторам: инженерам, адвокатам и другим скверным людям».