В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года

Крайне реакционная, можно сказать, преступная деятельность Плеве, вызвала настолько глубокое возмущение во всех слоях русского общества без различия национальности, что даже лица, вполне лояльные по своим политическим воззрениям и относившиеся отрицательно к террористическим актам, тем не менее, по отношению к Плеве считали допустимыми всякие меры насилия. Он действительно был уничтожен, и Россия вздохнула свободнее!

Плеве принимал необычайные меры для охраны своей личности. Он очень редко выезжал и то почти исключительно на Балтийский вокзал и оттуда по железной дороге в Царское Село с докладом к царю. Так было и 15 июня 1904 года, через год и 2 месяца после Кишинёвского погрома. Позади кареты, в которой ехал Плеве, по обеим сторонам её и впереди на различных расстояниях его сопровождали охранники на велосипедах, но это не помешало Сазонову бросить бомбу, которая превратила тело Плеве в груду костей и мяса.

Не меньше внимания останавливает на себе и другой вдохновитель погрома, Лопухин. Благодаря своим связям и недюжинным способностям, он быстро делал служебную карьеру и достиг поста прокурора Харьковской судебной палаты. Когда в 1902 году вспыхнуло восстание крестьян в Полтавской и Харьковской губерниях, и губернатор князь Оболенский безжалостно усмирял восставших, причём сёк их, не считаясь ни с возрастом, ни с полом, блюститель закона прокурор Лопухин не только одобрял действия Оболенского, но и поощрял его. И оба героя этой расправы были вознаграждены: Оболенский был назначен генерал-губернатором Финляндии, а Лопухина Плеве сделал своим помощником, назначив его директором департамента полиции. Лопухин вполне оправдал надежды Плеве. О беспристрастном «дознании» директора полиции, произведённом в Кишинёве, и о правительственных сообщениях, явившихся результатом этого дознания, мы уже говорили. Лопухин всячески препятствовал тому, чтобы общество получило правильное представление о Кишинёвском погроме. В этом отношении характерен следующий факт. Известный еврейский общественный деятель барон Гинзбург пригласил присяжного поверенного Карабчевского, который участвовал в качестве адвоката в погромном процессе, сделать доклад о погроме в небольшом собрании, которое должно было состояться в доме барона. Когда об этом стало известно Лопухину, он призвал к себе Карабчевского и сначала в вежливой форме предложил ему отказаться от доклада; когда же Карабчевский категорически заявил, что не видит причин к отказу, то Лопухин сразу переменил тон и пригрозил Карабчевскому ссылкою. Заседание так и не состоялось (Карабчевский – «Что мои глаза видели», том 2-й).

Когда осенью 1905-го г. Витте стал премьер-министром и последовал знаменитый указ 17 октября, Лопухин был губернатором в Ревеле.

Думая, что уже бесповоротно утвердилась свобода в России, Лопухин счёл нужным проявлять отчаянный либерализм. Начальник Ревельского гарнизона донёс на него главнокомандующему гвардией и петербургского военного округа великому князю Николаю Николаевичу, который сообщил об этом царю. Последний, не разбирая дела, уволил Лопухина без прошения215. Обиженный Лопухин явился к Витте и сообщил ему, что в подвальном этаже помещения департамента полиции имеется тайная типография, в которой печатаются провокаторские и погромные прокламации, и что эти листки рассылаются в громадном количестве по всей России. Лопухин, в сущности, донёс на самого себя, ибо типография эта возникла при нём.

Витте проверил заявление Лопухина, которое оказалось правильным. Типографию закрыл и донёс об этом царю. Николай II принял это сообщение, по словам Витте, «без удивления и возмущения».

В отместку за «измену» против Лопухина было возбуждено уголовное обвинение в связи с деятельностью знаменитого провокатора Азефа.

Председателем суда был назначен сенатор Варварин, которого всегда назначали, когда нужно было подсудимого обязательно осудить. Лопухин был приговорен к каторге; потом приговор был смягчён, и он был сослан в Сибирь. Ирония судьбы: директор департамента полиции, по распоряжению которого сотни людей ссылались административным порядком в Сибирь, сам оказался там. Впоследствии Лопухин был помилован и возвратился в Москву, где пытался поступить в сословие адвокатуры. Но совет присяжных поверенных, ввиду его прежней деятельности в качестве директора департамента полиции, отказал ему в приёме. Тогда он поступил на службу в какой-то петербургский частный банк, а после большевистского переворота бежал в Париж, где и умер в марте 1928 года.