Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

И действительно, фон Раабен виновен и сильно виновен. Можно ещё простить ему то, что он не принимал никаких предупредительных мер: если мы, представители еврейского общества, не зная, что погром организуется центральным правительством, не верили в возможность осуществления его и в реальность страхов, то это тем более извинительно ему. Но, когда погром уже вспыхнул, он в качестве представителя высшей власти в губернии не имел права оставаться безучастным зрителем. Он должен был немедленно передать власть военному командованию либо сам принять самые энергичные меры. Затем, представляется крайне подозрительной беседа, которую вёл с губернатором приехавший к нему 7 апреля начальник охранного отделения Левендаль, после чего Раабен отменил свою поездку в город. Надо думать, что Левендаль тогда посвятил его в истинную причину происходивших ужасов и в то, что всё делается по приказу центральной власти. Раабен, следовательно, поддался внушению о том, что ему не следует вмешиваться. Как честный человек и добросовестный администратор он не имел права бездействовать, даже рискуя пойти против воли высшей власти. В крайнем случае, он должен был сложить с себя ответственность, передав власть военному командованию. Но он этого не сделал и сам не принял никаких мер. И в этом его вина, великая вина211. Губернатор фон Раабен стал проявлять признаки жизни… слишком поздно. Так, 18 апреля в местной газете был опубликован губернаторский приказ, запрещавший собираться толпою, носить оружие и проч. Затем 20 апреля он же, губернатор, собрал во дворе своей квартиры полицию, мещанского старосту, ремесленного голову, волостных и сельских старшин ближайших местностей и объявил им, что они не должны верить, будто начальство, а тем более сам царь разрешают бить евреев, что это выдумка злонамеренных людей, которых следует задерживать и представлять начальству. Если бы губернатор сделал это на 3 недели раньше, то, быть может, погрома не было бы.

Что касается вице-губернатора Устругова, то он тоже не был причастен к организации погрома по той простой причине, что Плеве и Лопухин, вполне полагаясь на начальника охранного отделения Левендаля, считали ненужным посвящать в затеянное ими кровавое дело лишних людей. Но Устругов всею своею деятельностью в Бессарабии, несомненно, создал благоприятную почву для погрома. Своими распространительными толкованиями ограничительных о евреях законов и безжалостным применением их в извращённом виде, он внушал подчинённым, что евреи стоят вне закона, и что по отношению к ним допустимы всякие злоупотребления. В тех случаях, когда по жалобе заинтересованных Сенат отменял решения Губернского правления, Устругов или под разными мотивами игнорировал указ Сената, либо применял его лишь к данному делу, а в дальнейшем по тождественным делам продолжал толковать закон по-своему. Впрочем, в некоторых случаях Устругов проявлял не для всех объяснимую крайнюю снисходительность.

После приезда губернатора князя Урусова Устругов был переведен на Кавказ. Когда князь Урусов был уже товарищем министра и замещал последнего в Сенате, было сделано постановление предать Устругова суду за систематическое игнорирование указов Сената в бытность его вице-губернатором в Бессарабии. Но тут Устругову повезло – он умер до суда.

Начальник бессарабского губернского жандармского управления полковник Чернолуский (не следует смешивать с начальником охранного отделения) тоже не был причастен к погрому по той же причине, что и Устругов. Кроме того, полковник Чарнолуский был занят исключительно борьбой с «крамолой». Ознакомившись с доссаром212 жандармского правления за весь интересующий меня 1903 год, я был поражен тем, что во всем доссаре ни единым звуком не упоминается о погроме; видимо, жандармы считали его слишком маловажным событием, да притом не входящим в круг их компетенции.

Главным организатором и руководителем погрома на месте, несомненно, был начальник охранного отделения фон Левендаль. Все нити жестокого замысла сосредоточивались в руках Левендаля, который был действительным доверенным по организации погрома и исполнителем тайных приказов, исходивших из Петербурга в этот период времени. Он приехал в Кишинёв в декабре 1902 года и поселился в доме С. Ландау по Александровской улице. Хозяева дома знали, что он назначен начальником охраны, они видели, что к нему приходят какие то неизвестные люди, что к нему захаживает Пронин, но им, конечно, не приходило в голову, с какою миссией он приехал. Когда вспыхнул погром, Левендаль успокаивал своих хозяев, гарантируя им безопасность, и в дом Ландау стали стекаться с разных концов города их многочисленные родственники. Но если Левендаль гарантировал безопасность своим хозяевам по знакомству, то за приличную мзду, как говорили, он обеспечил безопасность некоторым богатым коммерсантам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука