В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года

Был ли Крушеван убеждённым антисемитом?209 Думаю – нет. В начале своей публицистической деятельности он проявлял либерализм и нередко выступал даже в защиту евреев. В 90-х годах прошлого столетия он приехал в Кишинёв. Здесь местной газеты не было, а были в ходу две одесские газеты: либеральные и юдофильские – «Одесские Новости» и «Одесский Листок». Крушеван сообразил, что своевременно издавать в Кишинёве местную газету противоположного направления, причём он учитывал и настроение высших сфер. Вначале, однако, его «Бессарабец» слабо проявлял реакционно-антисемитские тенденции; но какой-то конфликт с упомянутыми одесскими газетами послужил ему поводом к резкому изменению фронта. Скоро Крушеван убедился, что быть публицистом реакционером и антисемитом выгодное дело: он обратил на себя внимание не только местных «охранников», но и петербургских, стал персоной, и тираж его газеты значительно увеличился. Во времена Плеве по мере роста реакции и всегда идущего параллельно с ней антисемитизма росли авторитет и значение Крушевана. O «подготовительной» к погрому деятельности Крушевана свидетельствуют выдержки из его газеты «Бессарабец». В № 32-м за 1903-й год в статье «Мимоходом» говорится, что еврей приготовляет вино из водопроводного крана в бочке, в которой находится патока, анилин, фуксин, а то просто бузина, и… вино готово. Это вино вытесняет настоящее и губит виноделие. В № 39-м говорится о синдикате еврейских врачей, который выработал инструкцию для своих членов, заключающую полный кодекс мошенничеств и шарлатанизма. В № 46-м в статье «К еврейскому вопросу» приводится выписка из газеты «Свет», которая рекомендует отбирать от евреев, поступающих на государственную или общественную службу подписку, что они не состоят членами тайного общества. И тут же сделана оговорка самой редакции «Бессарабца», что она находит это непрактичным, ибо «что значит для еврея обязательство». И в таком духе статьи повторялись изо дня в день. Быть может, найдутся люди, которые скажут, что все это мелочи; но капля воды, систематически и долго падающая на камень, в конце концов точит его.

Когда уже после погрома в Петербурге еврей Дашевский сделал неудачное покушение на Крушевана, последний окончательно рассвирепел. Он требовал для Дашевского смертной казни, мотивируя это требование тем, что он, Крушеван, не простой человек, а великий патриот и государственный деятель, а потому Дашевский государственный преступник.210

Когда в 1906 году происходили выборы в первую Государственную Думу, адепты Крушевана выставили его кандидатуру в депутаты от г. Кишинёва; но на сей раз эта попытка окончилась неудачей, и только при выборах во 2-ю Думу, под давлением правительственных агентов и вследствие сплочения всех реакционных элементов, Крушевану удалось попасть в Государственную Думу, где он продолжал ещё резче и настойчивее проявлять свою «патриотическую» деятельность в издаваемой им в Петербурге газете «Знамя». Крушеван был также избран в гласные Кишинёвской городской думы. В связи с этим заслуживает внимания следующий эпизод: часть гласных, поклонники Крушевана, сделали думе предложение присвоить одной из улиц Кишинёва имя Крушевана. Из 40 гласных нас, евреев, было всего четверо, и естественно, это предложение нас сильно волновало, ибо в случае принятия его создалась бы иллюзия, что всё городское население в лице его избранников одобряет деятельность Крушевана. К чести думы, это предложение было отклонено. Совершенно неожиданно Крушеван скоропостижно умер летом 1909 года.

Похороны прошли с большою помпою.

Похоронен он был не на общем кладбище, где покоятся обыкновенные смертные, а в центре города, в митрополии.

Что сказать о другом погромном агитаторе Пронине? Юдофобствовал ли он по убеждению? Отнюдь нет. Уже потому, что у него вообще не было никаких убеждений. Он был одержим двумя страстями – жаждой наживы и непомерным самомнением и тщеславием. Выходец из центральной России, он очутился в Одессе, где стал подрядчиком по замощению улиц. Чтобы несколько удовлетворить свое тщеславие, он добыл за небольшую мзду звание персидского консула. Таких персидских консулов было в России великое множество. Они были чуть ли не во всех более крупных городах.

Рассказывают, что одесский градоначальник Зелёный вызвал Пронина для «объяснений» по поводу жалоб, поступивших к нему от рабочих, которых тот безбожно эксплуатировал. Пронин напялил на себя мундир консула и явился к Зелёному. Последний его любезно принял, усадил и стал расспрашивать о проживающих в Одессе персидских поданных. Затем также любезно заявил ему, что беседа с ним как с консулом закончилась и что он, градоначальник, намерен поговорить с ним, Прониным, как с подрядчиком. И вдруг заревел: «Встать, мерзавец! Если ты… – и пошел поток ругательств (а насчет ругательств Зелёный был первый специалист), – будешь грабить рабочих, то я тебя согну в бараний рог… – и пошел новый поток ругательств. И Пронин вышел из кабинета градоначальника далеко не так торжественно, как вошёл туда.