A когда военная власть стала укрощать погромщиков и арестовывать их, они уразумели, что творят нечто преступное, – и тогда зверь присмирел и вновь притаился.
Глава 7
После погрома
Вскоре после погрома прибыл в Кишинёв и посетил еврейскую больницу командующий войсками граф Мусин-Пушкин. Он обошёл со мною все палаты, в которых находились раненые, интересовался вероятным исходом причинённых жертвам повреждений, и я видел на лице его явное возмущение. На двух скамейках вестибюля хирургического отделения уселись граф, его многочисленная свита, в том числе и генерал Бекман, и я. В густых красках я описал ему все виденные мною ужасы. Граф во всём обвинял губернатора фон Раабена, который сам не принял мер и не передал своевременно власть военному командованию…
В описываемый период еврейское население продолжало волноваться, и слухи, один фантастичнее другого, циркулировали в городе. Особенно беспокоил население предстоящий обычный весенний уход войск в лагерный сбор под Бендерами.
Через несколько дней после отъезда графа вечером пришли ко мне местные старожилы Гр. Коган и Ел. Рейдель и потребовали, чтобы я немедленно поехал в Одессу и упросил командующего войсками, чтобы он, ввиду крайне неспокойного положения в Кишинёве, не выводил оттуда войск. Я в тот же вечер выехал и утром был у графа. Он принял меня любезно и заявил, что немедленно по телеграфу снесется с военным министром и обратится с ходатайством о разрешении не выводить войска из Кишинёва. Это ходатайство телеграфно было удовлетворено.
12 апреля приехал в Кишинёв директор департамента полиции Лопухин «для дознания». Несколько представителей еврейского населения, в том числе и я, отправились к нему. Мы ему вручили докладную записку, в которой были описаны все ужасы погрома. Лопухин её быстро пробежал, видимо, не читая. Словесно мы ему заявили, что его полиция бездействовала, оставаясь равнодушной зрительницей погрома, и что она препятствовала самообороне, а в некоторых случаях даже поощряла громил. Лопухин не защищал полицию, не возражал, а упорно молчал, сохраняя олимпийское спокойствие и величие. И мы ушли в полном недоумении…
14-го числа Лопухин уехал. Таким образом, он пробыл в Кишинёве немного более суток и за это короткое время успел сделать подробное «дознание».
Вскоре после возвращения Лопухина в Петербург появилось как результат «дознания» следующее правительственное сообщение: «В Кишинёве местное еврейское население подверглось нападению толпы рабочих. Несмотря на усилия полиции и затем и прибывших ей на помощь войсковых частей… беспорядки приняли угрожающий характер». Это сообщение представляет наглую ложь: какую роль играла полиция во время погрома, мы уже сказали; что же касается войск, то, не получив приказа, они, дефилируя по городу, оставались безучастными зрителями погрома. И только когда власть была передана военному командованию, погром был немедленно прекращён.
Когда же по поводу Кишинёвского погрома раздался крик негодования и возмущения всего культурного мира, когда о погроме заговорила вся европейская пресса и последовал запрос в английском парламенте, компания Плеве – Лопухин сочла нужным для своего оправдания выпустить второе «Правительственное сообщение», которое гласило: «Произведенное расследование выяснило, что беспорядки возникли вследствие создавшихся обострённых отношений между христианами и евреями. Озлобленная толпа стала бросать камнями, потому, что хозяин карусели, еврей столкнул женщину с ребенком на руках с занятого ею места и ударил так, что она упала и выронила ребенка… Этот случай послужил ближайшей причиной беспорядков. На следующее утро толпа евреев, значительно превышающая количественно собравшуюся там же группу христиан, и вооруженная палками напала на последних». Это второе сообщение представляет собой от начала до конца бессовестную выдумку, сочинённую в Петербурге.
Естественно, что такие правительственные сообщения не могли внести в еврейское население успокоение. Евреи продолжали жить в постоянной тревоге, жизнь в городе совершенно замерла, разрушенные дома не реставрировались, еврейские лавки оставались закрытыми, торговля и промышленность прекратились.
При таких обстоятельствах местное еврейство решило отправить в Петербург делегацию в надежде найти там правду, по меньшей мере, гарантию, что погромы не будут повторяться. В делегацию были избраны – ныне покойные А. Ш. Гринберг, Л. Б. Гольденштейн и здравствующий поныне Е. С. Кенигшац. В Петербурге делегация раньше всего посетила [С.] Ю. Витте, который слыл юдофилом.