В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года

Перед Пасхой 1904 года создалась крайне напряженная атмосфера, которая постоянно сгущалась, благодаря продолжавшимся неудачам несчастной японской войны, вину за которые злонамеренные люди возлагали на евреев. Настроение в Кишинёве перед Пасхой 1904 года было более зловещее и более возбужденное, чем пред Пасхой 1903 года. Но губернатор Урусов не бездействовал, как его предшественник, а петербургские канцелярии не склонны были к повторению кровавой бани. Не было налицо и второго такого организатора погрома, каким был охранник Левендаль. Решительность нового губернатора выразилась прежде всего в том, что он приказал выслать из Кишинёва самого Пронина, невзирая на популярность, которой последний пользовался в определённых кругах. Были приняты и все другие необходимые меры полицейского характера к предупреждению повторения погрома, и погром, конечно, не повторился. Интересен следующий факт. Кишинёвским полицеймейстером был полковник Рейхард, человек чуждый антисемитизма и дельный, но типичный полицейский чиновник. В совещаниях с полицеймейстером о мерах к предупреждению беспорядков Урусов замечал в ответах своего подчиненного какую-то недоговоренность, уклончивость. Но вот пред самой Пасхой Урусов получил шифрованную телеграмму от Плеве, который под личною ответственностью губернатора предписывал принять все меры к предупреждению беспорядков. Видимо, охранники сообщили Плеве о крайне тревожном настроении в Кишинёве, и ввиду того, что погром 1903 года причинил русскому правительству массу неприятностей в виде возмущения мировой прессы, запроса в английском парламенте, выступления государственных людей в Америке и пр., Плеве, творец первого погрома, убоялся его повторения. Когда Урусов ознакомил Рейхарда с этой телеграммой, последний ожил и категорически заявил: «Будьте спокойны, князь – беспорядков не будет»221. Очевидно, что до ознакомления с министерской телеграммой он не знал, какого курса держатся в Петербурге, и потому затруднялся решить, какой тактики ему самому следует придерживаться.

Таким образом, в 1904 году погром был предупрёжден, в сущности же, отсрочен на 1½ года (октябрь 1905 года).

На второй день Пасхи я был приглашён к Урусовым в качестве враче. По окончании врачебного визита меня попросили на чай в столовую, где было много гостей. Князь был хорошо настроен, убедившись, что в Кишинёве всё спокойно и нечего опасаться беспорядков. Принесли князю телеграмму. Прочитав её, он радостно улыбнулся и заявил мне: «Это духовный раввин Зельман Прейгер поздравляет меня с праздником – надо будет к нему заехать».

Вышеприведенные факты стали известны широким слоям еврейского населения и стяжали князю признательность и любовь со стороны евреев, достигшие мало-помалу степени обожания. Но эти же широкие массы не знали, что князь при приезде в Кишинёв, благодаря влиянию недругов евреев, был очень предубежден против них. И, однако, по мере более близкого ознакомления с евреями он поистине их полюбил и вместе с тем стал проявлять по отношению к ним заботливость и стремление улучшить их положение в России. Так, осенью 1903 года Урусов получил от Плеве предложение высказать свое мнение о положении евреев в Бессарабии и о тех изменениях в законодательстве о евреях, которые желательны.

Князь Урусов потратил много времени и энергии, чтобы ознакомиться со всеми ограничительными законами о евреях, и вместе со своим благородным помощником, вице-губернатором И. Л. Блоком, выработал ответ на запрос министра. В этом ответе высказывалось, что ограничения и притеснения евреев не только жестоки, но большею частью бесполезны и часто вредны с государственной точки зрения.

В середине января 1904 года в Петербурге открылся, чуть ли не в сотый раз, съезд «еврейской комиссии» для обсуждения «еврейского вопроса». Председателем этой комиссии был назначен князь Оболенский, тот самый, который в бытность харьковским губернатором учинил жестокую расправу над крестьянами. Среди членов комиссии были доброжелатели евреев, но были и сильные противники их, и среди последних – московский обер-полицеймейстр Трепов, правая рука генерал-губернатора Сергея Александровича. На все поставленные вопросы Трепов давал один ответ: «Я одобряю всякую меру, если только она направлена против евреев». Тем не менее по инициативе князя Урусова суждения были направлены по следующему пути: принято было за исходный пункт, что евреи равноправны со всеми российскими гражданами. Затем предстояло рассмотреть каждое ограничение евреев в отдельности и обсудить, насколько оно необходимо. Создалась атмосфера, довольно благоприятная для евреев. Но совершенно неожиданно в конце января 1904 года вспыхнула японская война, и все губернаторы, участники комиссии, получили предписание немедленно отправиться в свои губернии в связи с ожидавшейся мобилизацией. Таким образом, работы комиссии были прерваны.