В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года

Тем не менее деятельность «комиссии», а в особенности подробная записка Урусова, имела благоприятные последствия. Был упразднён закон, запрещавший евреям жить в пятидесятивёрстной от границы полосе. Так называемые «Игнатьевские временные правила 3 мая 1882 года», запрещавшие евреям «вновь селиться вне городов и местечек», постепенно смягчались. Также смягчены были суровые правила при приёме евреев в средние учебные заведения.

В июле 1904 года был убит Плеве, и на пост министра внутренних дел был призван князь Святополк-Мирский, а в октябре кн. Урусов получил от нового министра внутренних дел телеграмму с извещением о назначении его губернатором в Харьков. Эта весть быстро распространилась по Кишинёву и вызвала общее сожаление.

Но князю не хотелось покидать «милую Бессарабию». Как-то в разговоре со мной по этому поводу Урусов высказался мне откровенно, что боится Харькова. Три высших учебных заведения, университет, институты, политехнический и ветеринарный, создавали благоприятную обстановку для частых эксцессов студентов, а наличность большого числа военных и судебных чинов вызывала возможность конфликтов. Между тем при состоянии его здоровья (князь страдал жестокими припадками астмы) ему необходимо было спокойствие. Урусов поехал в Петербург, и после настойчивых ходатайств министра внутренних дел последовало другое Высочайшее повеление о назначении Урусова губернатором в Тверь.

Глава 13 Отъезд из Кишинёва князя Урусова и дальнейшая судьба его

15 ноября 1904 года в здании Талмуд-Торы происходило прощание супругов Урусовых с еврейским обществом. Собрались представители евреев не только г. Кишинёва, но и других городов и местечек. Был поднесён прочувственный адрес, вложенный в роскошную папку. Чествование носило характер весьма торжественный и трогательный. Мне было поручено сказать от имени еврейского общества прощальное слово. В своей речи я указал на ту роль, которую князь играл на съезде губернаторов, когда по его инициативе и авторитетному голосу были в значительной мере смягчены ограничительные для евреев законы. Упомянув, что еврейское общество постановило увековечить память о князе присвоением одной больничной койке его имени, о чем было отмечено и в прочитанном адресе, я продолжал: «Пройдут годы, пройдут многие годы и мы, ныне живущее и действующее поколение, сойдем с жизненной арены, а на смену нам выступят новые поколения. И увидят новые поколения на стене одной из палат еврейской больницы мраморную доску и на ней золотыми буквами сделанную надпись – кровать имени князя Сергея Дмитриевича Урусова. И спросит одно поколение другое: кто такой был князь Урусов и за что современное еврейство выразило ему свою признательность? И расскажет одно поколение другому печальную страницу из истории евреев в Бессарабии и расскажет ему также, какую светлую, благодетельную роль сыграли Вы в этот исторический момент». В конце речи я выразил пожелание, чтобы его единственный сын вырос достойным своих родителей.

Князь был глубоко тронут и заявил, что он только выполнил долг администратора и человека.

На другой день в зале Благородного собрания состоялся прощальный банкет. В 6 часов вечера собрались представители всех сословий: дворянства, купечества, мещанского и ремесленного обществ, представители администрации, магистратуры и общественных учреждений почти всей Бессарабии. Городской голова Л. Е. Сицинский прочел адрес, в котором указывалось, что за короткое время своего губернаторства, князь Урусов снискал любовь и уважение всех сословий. Во время банкета было произнесено много речей, в которых князь и княгиня Урусовы обрисовывались как просвещенные, гуманные и отзывчивые люди и общественные деятели.

Вскоре затем Урусов уехал в Тверь.

Я полагаю, что мои читатели не посетуют на меня за то, что я сообщу краткие сведения о судьбе Урусова после оставления им Бессарабии.