Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

Таким образом, материализм был признан единственным верным учением, основанным на научных данных, а витализм наивной детской фантазией, пережитком далёкого прошлого. И это мировоззрение доминировало до 70-х годов прошлого столетия. Естественно, что под влиянием этого общего течения, особенно после детального ознакомления с упомянутой книгой Бюх[н]ера, я стал убеждённым материалистом.

С 70-х годов начинается перелом в умах представителей науки. На арену выступает целый ряд выдающихся авторитетов, которые отвергают грубый материализм и горячо проповедуют бывший в загоне витализм (анимизм), переработанный и переименованный в неовитализм. Бунге, Дюбуа-Реймон, Бородин, Вирхов, Бехтерев, вот громкие имена их. Бунге доказал, что многие даже простые растительные процессы (пищеварение, деятельность желёз и прочее) не могут быть объяснены действием физико-химических сил; что же сказать о психических процессах? По этому поводу Дюбуа-Реймонт в своей знаменитой речи «О границах познания природы» говорит следующее: «Сознание не только не может быть объяснено из его материальных условий, но по природе своей никогда не сможет быть объяснено: – между духом и материей непроходимая пропасть, через которую ум человеческий никогда не перешагнёт; было бы в высшей степени интересно, если бы мы могли видеть, как наш мозг работает при математических вычислениях, какая пляска атомов углерода, водорода, азота и проч. происходит, когда мы испытываем приятное музыкальное ощущение, какая буря молекул происходит при ощущении боли, какой вихрь при аффектах. Даже при этих условиях духовные явления были бы совершенно непонятны, и мы стояли бы перед ними так же беспомощно, как теперь».

Что сказать о великой тайне наследственности, в силу которой через одну клетку передаются не только физические, но и моральные и интеллектуальные качества предков117, иногда отдалённых (атавизм).

Наблюдение многих естествоиспытателей над одноклеточными живыми существами привели их к убеждению, что даже у этих простейших имеются задатки разума и сознания. Так, рассказывают, что когда Мечников в кругу близких впервые изложил свою фагоцитарную теорию, то один из слушателей заметил: «Вы так картинно, так живо описываете деятельность фагоцитов, что можно подумать, что у них есть разум». «Так и есть», – заметил Мечников. Другой учёный, Ценковский, изучивший жизнь монад, пришёл к убеждению, что способы отыскивания пищи этими микроскопическими существами с несомненностью указывают на наличность у них сознания. Такого же мнения придерживается Энгельгардт. Академик Бехтерев указывает (психологические вопросы), что уже на пороге жизни замечается психическая деятельность; а Геккель прямо говорит о «клеточной душе». Если у существ, занимающих самую низшую ступень, имеется рудиментарный разум, то мыслимо ли допустить, чтобы в бесконечной вселенной, атом который составляет наша Земля, отсутствовал бы руководящий Разум и чтобы управляли одни лишь слепые бессознательные силы природы.

Но материалисты неохотно сдавали позицию, казавшуюся столь прочной, и между монистами (то есть отрицающими существование души и допускающими, что вся наша психика есть результат деятельности мозга) и дуалистами разгорелся спор. «Если вы, неовиталисты или анимисты, допускаете существование самостоятельной души, сущности не материальной, не вещественной, то как вы объясните тот общеизвестный факт, что небольшое количество наркотиков или просто лишняя рюмка вина может отуманить душу». На это дуалисты возражают: «Мы не отрицаем того, что душа проявляет свою деятельность только через мозг, который является орудием души; но правильная игра бывает лишь тогда, когда играет умелый артист, и инструмент в порядке; если в инструменте струны расслаблены, перепутаны или порваны, игра будет фальшивая.

Все перечисленные вами вредные вещества действуют на материальный мозг, но не на душу». Но вот более резкое возражение материалистов: «Вы отвергаете материализм, признаваемый наукой в течение веков, что же вы даёте взамен?». На это неовиталисты отвечают: «Старое, но вечно новое философское положение гласит: Nihil est in intellectu quod ante non fuerit in sensu118, т.е. мы можем иметь представление только о явлениях, доступных восприятию нашими органами чувств; поэтому мы не можем отрицать, что вокруг нас происходят физические явления, о которых мы не имеем никакого представления по той простой причине, что они неуловимы нашими органами чувств; тем более мы не можем иметь представление о явлениях высшего порядка – духовных процессах, о Боге, совершенно недоступных нашему пониманию по ограниченности его и недоступности этих явлений для наших органов чувств; об этих явлениях высшего порядка мы можем иметь лишь убеждение, основанное на логических умозаключениях». Фаусек говорит: «Анимизм не может дать объяснение явлениям жизни; но его заслуга очень велика тем, что он дискредитирует грубый материализм».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука