Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

Следует помнить, что даже во время расцвета материализма раздавались резкие голоса мыслителей, убежденных в бытии Бога. Так, великий философ Декарт (жил в первой половине 17-го века) среди многих доказательств бытия Бога приводит следующее: «Все наши сведения о внешнем мире доставляют нам наши органы чувств, но они часто обманывают нас, и потому эти сведения не могут претендовать на достоверность, но откуда берется врождённая человеку идея о Боге? Она не доставляется нам нашими органами чувств, но есть результат нашего внутреннего убеждения, а потому она достоверна».

Но не только Декарт, но и многие мыслители даже в периоды апогея материализма заявляли себя убеждёнными теистами. Так, Ньютон в так называемом тангенциальном движении небесных тел видел перст Божий119. Даже великий безбожник Лаплас не мог удержаться, чтобы не воскликнуть: «О мудрец, укажи мне ту руку, которая бросила планеты по касательным линиям к их орбитам».

Мне кажется всё же, что самое верное решение этого вопроса дал профессор Герцен. Заявляя себя убежденным унитаристом, т.е. допуская, что вся наша психика есть результат деятельности одного лишь мозга, он всё же признаёт, что этот вопрос не может быть решён наукой, а есть дело внутреннего убеждения – веры (Герцен «Физиология души»).

Итак, современная наука категорически отвергает материализм и вытекающий из него атеизм и во всяком случае признаёт, что нашему разуму доступны только те явления, которые воспринимаемы нашими органами чувств: сверхчувственный (трансцендентальный) мир может быть объектом только нашего внутреннего убеждения.

Как относится философия к религии? Древнегреческие философы относились безусловно отрицательно к господствовавшей официальной политеистической религии. Платон, Аристотель, Сократ были убежденными монотеистами, а последний возвысился даже до идеи бессмертия души и за эту «ересь» он поплатился жизнью.

Средневековое христианство совершенно поработило философию, которая, по выражению В. Вундта120, превратилась в «служанку теологии»121. С возрождением наук начинается постепенно раскрепощение философии. Кант первый высказал идею, что философия и религия должны взаимно признать независимость друг от друга и разнородность своих задач122. Философия, как всякая наука, имеет дело с чувственным миром, который только и может быть предметом нашего познания. Напротив того, предмет религии – сверхчувственный мир, который может быть объектом наших желаний и надежд, отнюдь не доступен теоретическому познанию. Так как оба мира по своему содержанию вполне отличны друг от друга, то философия так же мало может ставить религиозному миросозерцанию определённые границы, как мало религия уполномочена и способна вмешиваться в дела науки. Поэтому подобно тому, как религия совершенно не касается вопроса о том, движется ли земля в мировом пространстве, происходит ли человек от обезьяны и т.д., точно так же и философия не имеет никакого дела к вопросу, как человек по своим религиозным потребностям относится к сверхчувственному миру, дополняющему чувственный мир.

Позднейшие философы только развили учение Канта. «Чувственный мир есть мир рассудка, трансцендентальный – мир чувств» (Шлейермахер). «Религия есть продукт чувства; философия – продукт мыслящего разума» (Гегель).

Таким образом, и современная философия разделяет тот же взгляд, что наука, и признаёт полную самостоятельность и независимость религии от философии и вообще от всякой науки.

Под влиянием этих новых деяний, новых течений научной мысли в моём мировоззрении произошёл переворот; я постепенно отставал от материализма, уступившего место иному мировоззрению: на нашей маленькой планете Земле всё живущее, от амёб и инфузорий и кончая человеком, проявляет сознание и разум; мыслимо ли допустить, чтобы в бесконечной вселенной, состоящей из бесчисленного множества отдельных миров, господствовали одни лишь слепые бессознательные силы природы, мыслимо ли допустить отсутствие господствующего и управляющего Мирового Разума, Мировой Воли. И наши чувства и рассудок (логика) властно требуют признания Верховного Разума, Верховной Воли, сущность которых непостижима для нашего понимания, вследствие его ограниченности и отсутствия у нас органов восприятия сверхчувственных явлений.

С чувством глубокого морального удовлетворения ознакомился я с речью знаменитого современного физика Томсона, произнесенной в 1909 году на съезде Британской ассоциации естествоиспытателей, выдержку из которой я сейчас приведу: «По мере того как мы продвигаемся вперёд в наших научных завоеваниях, пред нами открывается всё большее поле для дальнейших изысканий; мы уподобляемся человеку, который, поднимаясь с вершины на вершину, видит всё больший и больший горизонт. И мы должны воскликнуть – велики твои деяния, Творец!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука