Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

Возникает вопрос, как мог еврей существовать и сохранить человеческий облик при своём бесправии? Ответ даёт Юлий Гессен, в названном выше исследовании:181 «Если бы, – говорит он, – законы о евреях осуществлялись во всей их полноте, еврейский народ в России неизбежно погиб бы. Но еврей покупал право на жизнь в прямом и полном смысле этого слова, начиная с глухих углов и кончая столицей, еврей покупал себе облегчение». Недаром у евреев выработалось такое суждение о русском чиновнике: «Он хороший человек, он берёт взятки»182.

Как относился русский народ к преследованиям евреев? Тёмный люд, видя бесправие и унижения евреев, стал смотреть на них как на низшую расу, стоящую вне закона, и результат этого понимания сказался в виде целого ряда погромов на юге России в последней четверти 19-го века.

Но справедливость требует сказать, что широкие круги интеллигенции: студенты, земские деятели, врачи, адвокаты, писатели и публицисты, наконец, просто культурные обыватели осуждали преследования и не одобряли действий правительства, направленных к ограничению прав евреев. Обращаясь к верхам русского общества, мы можем смело сказать, что высшая умственная аристократия России – Пирогов, гр. Л. Н. Толстой, философ В. С. Соловьев, писатель Вл. Гр. Короленко183, профессор и публицист Кавелин и многие другие (за редкими исключениями) выражали симпатии к еврейскому народу, негодование и возмущение по поводу преследований евреев правительством, в особенности по поводу погромов. Вот что говорит профессор Кавелин относительно погромов: «В мирное время, когда власть во всеоружии, и никто не препятствует безусловному господству личной и имущественной безопасности, толпы врываются в дома мирных граждан, истребляют и грабят их имущества, их самих подвергают оскорблениям и насилиям… Это поистине ужасно; когда закон ставит различие между подданными по вере и национальности, рознь племён и вер возводится в принцип, оскорбляющий нравственное чувство»184.

Весьма показательным для характеристики отношения высшей интеллигенции к еврейству может служить составленная в 1890 году по инициативе В. С. Соловьёва декларация. К сожалению, она не могла быть своевременно опубликована в России, а появилась за границей и лишь гораздо позднее, в дни свободы 1905 года, стала известна широкой читающей публике в России185. Я приведу лишь окончательный вывод этой декларации: «Мы самым решительным образом осуждаем антиеврейское движение как безнравственное по существу и крайне опасное для будущности России». Под этой декларацией красуются подписи Л. Н. Толстого, В. С. Соловьёва, писателя Вл.Гр. Короленко, будущего председателя 1-й Государственной Думы С. А. Муромцева, П. Н. Милюкова, профессоров: Герье, Тимирязева, Янжула, Ф. Фортунатова и множества других представителей науки и литературы. Особенную благожелательность к евреям проявлял Владимир Соловьёв. Вот что, между прочим, пишет он: «Еврейские мыслители, относящиеся отрицательно к христианству, стоят гораздо выше таковых же из христиан – Спиноза выше Вольтера, Сальвадор выше Ренана».186 187

В другом месте того же сочинения Соловьёв, глубоко верующий христианин, говорит: «Крепко веруя в Сущего Бога, Израиль привлёк к себе Богоявление и Откровения; веруя также и в себя, Израиль мог вступить в личные отношения к Иегове, стал к Нему лицом к лицу, заключил с ним договор – служит ему не как пассивное орудие, а как деятельный союзник».188

Что касается рядовой интеллигенции, то на основании личных впечатлений я могу сказать, что она относилась к евреям вполне доброжелательно. Так, в корпорации врачей антисемитизм никогда не проявлялся, по крайней мере наружно. В Бессарабском медицинском обществе долгое время существовал обычай, что президентом бывал врачебный инспектор. Зато вице-президентом всегда бывал еврей. Я лично с тех пор, как окончательно поселился в Кишинёве, был постоянным членом президиума – сначала секретарём, затем вице-президентом, и наконец президентом. Что касается корпорации адвокатов, то, насколько мне известно, и здесь существовали доброжелательные и товарищеские отношения между всеми членами, независимо от религии. В конце описываемой эпохи в Кишинёве был учреждён «университетский кружок» – клуб, членами которого могли быть исключительно лица с высшим образованием. Здесь по вечерам собирались представители различных интеллигентных профессий: педагоги, врачи, адвокаты, члены магистратуры; здесь читались лекции, велась игра в карты и мирная беседа, и за редкими исключениями не замечалось проявлений антисемитизм. В состав Совета старшин входили всегда евреи, в том числе и я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука