Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

Почему русское правительство относилось так враждебно, с такой ненавистью к своим еврейским подданным? Говорят – потому, что евреи революционеры. Но я категорически утверждаю, что во время моего почти 7-летнего пребывания в университете (на юридическом и медицинском факультетах) студенты-евреи были лояльнее своих христианских товарищей. Но когда во второй половине царствования Александра II произошёл значительный перелом во внутренней политике с уклоном вправо, тогда зародились противодействующие силы, организация которых постепенно втянула в себя и некоторую, очень незначительную часть еврейства. Власть же, начиная с верхов и кончая низами, вынужденная смотреть на революционные вспышки, как на зло, с которым нужно бороться репрессиями, никак не могла мириться с фактом участия в революции хотя бы и горсточки евреев и прибегала, помимо общих репрессий, к особым притеснениям и унизительным ограничениям, направленным специально против евреев, и этими притеснениями она толкала еврейскую молодёжь в революцию. Власть не понимала, или, вернее сказать, не хотела понимать, что еврей такой же человек, как все люди, и что и у него имеется нервная система, которая не может не реагировать на внешнее раздражение. Неудивительно поэтому, что еврей, после долгих мытарств окончивший гимназию и недопущенный в университет или окончивший юридический факультет и лишённый права заниматься своей профессией, к которой он готовился столько лет, не оставался стоическим философом и не сохранял лояльного отношения к правительству. А изгнанные из 50-вёрстной полосы, из местечек, которые по капризу вице-губернатора переименовывались в селения, разве они не должны были стать ярыми врагами правительства. В течение длинного ряда лет я ездил за границу и бывал не только в крупных центрах, но и в маленьких пограничных с Россией галицийских городах, как Броды и Сокаль. Я постоянно обращал внимание на то, что галицийский еврей, произнося имя покойного ныне императора Франца Иосифа, не говорил иначе как: «наш Франц Иосиф, да здравствует он»192. Я знаю такой факт: Франц Иосиф должен был присутствовать на манёврах у русской границы около Брод; был величайшей у евреев праздник, Судный день, когда верующие проводят весь день в синагоге. Что было делать? Нельзя было не приветствовать императора. Тогда евреи устроили за городом шатры, где молились, и откуда вышли навстречу императору со свитками Торы. И это было сделано не по приказу начальства, а по искреннему сердечному влечению. Ещё вспоминаю такой случай: еврейская девушка по имени Шейндль (красивая) поднесла Францу Иосифу букет, и император сказал ей: «Scheindl heist du und schön bist du» (ты называешься красивой и сама красива) и с этими словами поцеловал её. Такие факты оставляли всегда глубокое впечатление среди евреев. Я положительно утверждаю, что евреи Галиции были, если можно так выразиться, верноподданнейшими подданными; а галицийские евреи ничем не отличаются от евреев русской черты оседлости. Гуманное отношение со стороны отдельных благородных и честных представителей государственной власти всегда очень ценилось евреями и вызывало искреннюю их признательность. В Бессарабии такими честными служителями долго были губернаторы Константинович и позже кн. Урусов. Они не были юдофилами, а относились к евреям лишь корректно. Евреи ценили и уважали первого и чуть не обожали последнего. В душе русского еврея всегда жило сознание, что все преследования и унижения исходят не от добродушного русского народа, а исключительно от царского правительства, и к этому правительству они не могли не относиться враждебно.

На этих скорбных мыслях я оканчиваю свои воспоминания о второй половине истекшего 19-го столетия.

Д-р М. Б. Слуцкий

В скорбные дни

Кишинёвский погром 1903 года


КИШИНЕВ

Типография М. Авербуха

1930

Предисловие

Прошло более четверти века со времени первого Кишинёвского погрома 1903-го года.

Многие из пострадавших и свидетелей этого ужасного события сошли с жизненной арены. Выросло новое поколение. Одни сохранили смутное воспоминание, другие знают о погроме лишь понаслышке. Пройдут еще годы… и время – этот могущественный фактор всеисцеляющий, всесглаживающий и предающий все забвению, сотрет всякое воспоминание о разыгравшейся в Кишинёве трагедии, о том урагане, который пронесся над Кишинёвом, причинив смерть, увечья и разорение многим невинным жертвам.

Но мне думается, что эта кровавая страница не должна быть вырвана из истории. И я как ближайший очевидец этого ужасающего события, взволновавшего весь культурный мир и вызвавшего его горячий протест и крайнее возмущение, считаю нужным запечатлеть это событие; тем более что, насколько мне известно, нет ни одного более или менее полного описания Кишинёвского погрома. Быть может, настоящий мой скромный труд послужит материалом для будущего историка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука