Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

Что касается суда, то тут были разные веяния. В общем отношение к евреям среди деятелей коронного суда и избранных судей, мировых (представителей общества) было далеко не одинаково. В закрытых заседаниях окружного суда по уголовному отделению я в течение чуть ли не 25 лет участвовал в качестве врача-эксперта по психиатрии. Здесь бывали иногда проявления антисемитизма. Вспоминаю несколько таких случаев. В ожидании прихода председателя я сидел в кабинете товарища его, где обыкновенно происходили эти заседания. Товарищ прокурора знакомил члена суда с каким-то уголовным делом. «Далее, – сказал он, – идут показания свидетелей евреев, которым нельзя дать веры». Увидев меня, он спохватился, но… слово, что воробей, – вылетит, не поймаешь. Вспоминаю другой случай. Рассматривалось дело молодого еврея, приказчика магазина готового платья, обвинявшегося в похищении и продаже товаров своего хозяина. Возникло сомнение в его психическом состоянии. Во время заседания зашёл новый председатель суда К. и остался присутствовать на заседании. Прочли доклад судебного следователя о психическом состоянии испытуемого. В этом докладе между прочим сделана была ссылка на слова испытуемого, говорившего, что он возьмёт в кредит готовое платье на миллиарды рублей, откроет огромный магазин, но своим кредиторам не уплатит ни копейки и таким образом сделается миллиардером. Очевидно было, что испытуемый одержим болезнью, известной под именем прогрессивного паралича и часто сопровождающеюся бредом величия189. «И здесь сказывается жидовская жилка», – заметил председатель К. Произошло общее замешательство, присутствующие переглянулись между собой, посмотрели на меня, шепнули на ухо председателю.

У меня в памяти запечатлелись две случайные беседы с двумя видными судебными деятелями. Оба были мне известны как люди вполне приличные и корректные, но мысли, которые они высказывали, не оставляли сомнений в характере отношений их к евреям. Из беседы выяснилось, что один из них антисемит, другой юдофоб. Обычно в разговорной речи оба эти термина: антисемит и юдофоб – считаются синонимами, но оказывается, что есть действительная разница между этими понятиями, соответствующая значению этих слов: антисемит относится враждебно к евреям без реальной причины, просто потому, что они семиты, люди другой расы. Юдофоб же, как показывает самое слово, боится еврея как опасного конкурента. Как-то раз в упомянутом университетском кружке я застал в столовой за бутылкой вина товарища председателя Ц. и присяжного поверенного Г. Я поздоровался с ними, но, видя, что оба навеселе, намеревался уйти. «Ну что поделывают ваши сионисты?» – спросил меня Ц. «Слава Богу, процветают», – сказал я. «А я горячий сионист», – заявил он. Услышав это, я, конечно, заинтересовался и подсел. «Мы, арийцы, – продолжал он, – не можем уживаться с семитами, это два химических элемента, которые не только не могут соединиться и образовать одно целое, но взаимно отталкиваются. Вот я, человек бедный, готов уделять часть своего жалованья для переселения евреев в Палестину и желаю евреям на их родине всех благ». А между тем он с приятелем-семитом распивал вино и вёл дружескую беседу. Этот оригинальный «сионист» был в то же время типическим антисемитом. Но вот я как-то вёл беседу с другим интеллигентом, тоже товарищем председателя окружного суда, К. «Я человек не злой и далеко не враг евреям, но я их боюсь: вот Ваш сын учится вместе с моим сыном, и они со временем выступят вместе на жизненную арену; мой сын не приспособлен для борьбы, а ваш унаследовал от целого ряда предков, закалённых в борьбе, эту способность, и он задавит моего, и я обязан не допустить этого».

Зато мировые судьи проявляли большую толерантность и даже благожелательность к евреям. Так, бесправные помощники присяжного поверенного, лишённые права выступать в мировых учреждениях более трёх раз в году наравне со всеми гражданами, допускались в действительности к ведению дел беспрепятственно, и таким образом судьи мужественно принимали на себя ответственность тем, что нарушали закон, несправедливость которого была для них очевидна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука