Впрочем, не слишком ли много философии по поводу бобровой плотины? Ред утверждал, что история есть не что иное, как равнодействующая всех ошибок миллионов дилетантов, пытающихся воздействовать на ее ход в одиночку. Значит ли это, что нужно идти в профессионалы? Вот главный вопрос. Дернув поводья, Сара повернула к северу. Олень испуганно подскочил и кинулся в лес.
Вниз, словно борозды от гигантского плуга, тянулись глубокие долины, прорытые бурными потоками, стремящимися вниз, к подножию гор. Ориентироваться по сторонам света здесь было легко: южные склоны получали больше солнечных лучей, и растительность на них сильно отличалась. На северной стороне преобладала пихта Дугласа, на южной – сосна. Ниже сосновые леса смещались к северу, в то время как южный склон постепенно завоевывали кустарник, травы и колючие кактусы.
Поднимаясь все выше, одинокая всадница пересекла линию лесов и оказалась в альпийской тундре. Ветер здесь дул с такой силой, что грозил скинуть с лошади. Сара вытащила из седельной сумки пончо. Жесткая шерстяная ткань захлопала на ветру, как знамя, пришлось завязать ее покрепче. На этой высоте ветер никогда не прекращался, временами усиливаясь до ста миль в час. Чтобы выжить в подобном мире, где ни один день не обходится без заморозков и снег может пойти в любой момент, живым существам ничего не оставалось, как держаться поближе к земле. Облака, до которых, казалось, можно было дотянуться рукой, неслись, будто подгоняемые демонами. Тут проходила древняя тропа какого-то индейского племени, скорее всего юта, если принять во внимание высоту. Сара старалась держаться тропы, чтобы оставлять как можно меньше следов. Растения тундры невероятно выносливы, однако равновесие между жизнью и смертью в здешних местах столь хрупко, что малейшее внешнее воздействие может его нарушить. По тропе уже лет сто никто не ходил, тем не менее растительность еще не успела поглотить ее. Сара подышала на руки, чтобы их согреть.
Тундра пылала яркими красками. Пурпур и белизна калужницы и примул оживлялись золотом миниатюрных соцветий альпийского подсолнечника, что вечно глядит на восток, не давая заблудиться путнику. Стелющиеся сосны, согнутые и перекрученные ветрами, прятали за скалами свои причудливые карликовые стволы, достойные лучших образцов искусства бонсай. В пейзаже было что-то внеземное. Холодный разреженный воздух, вечный ветер, фантастическая растительность, изломанная линия горизонта с торчащими скалами… Альтафлора – планета, затерянная в звездных пространствах. Здешнее солнце ярче земного – можно замерзнуть и обгореть одновременно. А вот и местный обитатель, желтобрюхий сурок, вытянулся словно часовой среди цветов. «Отведи меня к вашему вождю!» – обратилась к нему Сара. Абориген не пошевелился. Ну и ладно – эти сурки все в душе анархисты, какие у них могут быть вожди? Цивилизация на Альтафлоре, конечно же, имеется, но только глубоко под землей, подальше от ледяного ветра. Там, под ногами, скрываются сказочные города, вырубленные в вечной мерзлоте, и волшебные пещеры, усыпанные сверкающими самоцветами…
Юго-западные вершины тонули в темной клубящейся массе, ниже все расплывалось за серой полупрозрачной пеленой. Там дождь. Над отдаленным пиком сверкнула молния, и Сара почувствовала, как волосы у нее встали дыбом, наэлектризованные влажным ветром. Пожалуй, пора вниз, здесь недолго и промокнуть.
Она бросила последний взгляд на Альтафлору, развернулась и стала спускаться по каменистой лощине.
Полуразрушенное строение было сложено из сосновых бревен. Крыша давно провалилась, и дверь, высохшая и потрескавшаяся, лежала среди обломков. Сара не спеша объехала хижину, разглядывая ее со всех сторон. Старая, очень старая… Уж не та ли самая, что когда-то построил Брейди Куинн? Хотя, впрочем, в начале 1800-х здесь, в горах, повсюду жили люди, так что такие развалины не редкость. Как в тех городах-призраках, что ей приходилось видеть: дома-мумии, деревянные стены которых высохли и обесцветились под действием стихий, превратившись в своего рода окаменелости.
Она спешилась на лужайке и загнала в землю колышек, чтобы лошадь могла попастись. Посреди хижины выросло деревце, а за обрушившейся задней стеной взметнулась ввысь великолепная горная сосна. Сара пробралась сквозь развалины и, подойдя к лесному ветерану, провела пальцами по шершавой коре. Интересно, сколько лет этому дереву? Сто? Пятьсот? На горе Эванс встречаются и тысячелетние великаны.
Вот здесь и разобьем лагерь. Самое подходящее место, чтобы разобрать свою душу по косточкам. Это дерево – словно якорь, брошенный в глубины истории. С таким ориентиром трудно отклониться от цели.