Варианты Морозова. Стеклянная стена

Щербакова в институте не любили, да и он не искал чьей-либо любви, держась независимо. На его стороне были преимущества силы, опыта, возраста. И еще денег, которые он зарабатывал каждое лето в шабашных бригадах,

На жаргоне студенческих строительных отрядов такие бригады назывались «дикими». Считалось, что в них собирались рвачи и всякий сброд. Студенты с презрительным любопытством смотрели на бородатых, пестро одетых конурентов, обитающих где-то на подпольных задворках их общепризнанного патриотического движения.

Однако, когда осенью все возвращались в общежитие, Щербаков выведывал о заработках и снисходительно посмеивался. О своих он не говорил, а на расспросы отвечал: у меня бы вы имели по тысяче в месяц!»

Пригласив Устинова и Ковалевского, он должен был рассказать им о своем деле, но не торопился раскрываться. Его глаза помещались в широких глазницах, над ними уступом нависали густые брови, отчего казалось, что он видит тебя больше, чем ты его. Щербаков почти ничего не рассказал. Ему было не просто объяснить двум искушенным в сезонных работах парням, какая им уготована роль. Сейчас он нуждался в их объединенной силе, хотя в прошлые годы привык сторониться ее. В то лето он собирал не одну, как прежде, а три бригады для работы в трех местах, и ему требовались подготовленные люди. Соблазнить их было несложно: деньги да настоящая жизнь без всяких ограничений, запретов, расписаний, уставов. Вас это устраивает? Прекрасно.

В конце июня, сдав экзамены за четвертый курс, они прилетели в Челябинск и оттуда на самолете местных линий, на автобусе и попутными мотоциклами добрались до станицы Углицкой, где располагалась главная база Щербакова.

Солнце уже садилось за сизовато-черный лесок на горке, а Устинов отыскал опередившего его Тараса возле осевшего бревенчатого дома. Ковалевский стоял на крыльце рядом с прыщеватым парнишкой, возле них смирно лежала вислоухая пятнистая дворняга.

Миновав захламленные сени, увешанные грязными ватниками, Устинов оказался в небольшой комнатке, смежной со второй просторной комнатой. Спинки тесно стоявших кроватей тут и там были завалены разной одеждой. С потолка свисали голые лампочки.

— Щербаков будет вечером, — сказал Ковалевский. — Бросай чемодан. Надо пожрать. Эй, где у вас столовая?

Паренек, расковыривавший грязным пальцем глянцевито-розовый вулкан на подбородке, тупо посмотрел на него и ответил, что столовая давно закрыта.

— Но поесть же нам надо! Где молока купить?

— А вы тоже из Москвы? — спросил прыщавый у Устинова.

— Пошли, покажешь! — Ковалевский подтолкнул его к дверям.

— А черт их знает! — выругался паренек. — Сам пойди да спроси.

Устинов и Ковалевский спускались вниз по улице, заглядывали во дворы и шли дальше. Никогда прежде они не просили у чужих еду и поэтому робели.

Вернувшись обратно, друзья встретили Щербакова. Возле крыльца прыщавый паренек тер тряпкой тяжелый мотоцикл, сияющий никелем и черной краской. Щербаков вышел из сеней, поздоровался за руку, спросил:

— Ну, как, поели? Работать можете?

На нем были мятые брюки, серая ковбойка, оранжевая пляжная кепка с широким козырьком. За месяц, который они не виделись, он оброс до самых подглазий густой мужицкой бородой и запалился полевым загаром.

Не оставляя времени на раздумья, Щербаков сразу подчинил их. И через десять минут, знакомясь с обстановкой на ходу, новички уже таскали носилками песок и цемент для бетономешалки.

Щербаков силами четырнадцати человек строил в Углицкой арочный коровник. Проемы между опорами были закрыты дощатой опалубкой, и, вопреки проекту, который предусматривал кирпичные стены, туда наваливали бутовый камень и заливали бетоном.

— Плевал я на проект! — сказал Щербаков, глядя на своего первого помощника Шурку Рожкова, расторопного верзилу с нежными продолговатыми глазами. — Я дал техинспектору на лапу, и он отвалил в сторону. Что канителиться! Нам давай бетон! Бето-он! — вскричал он с яростным и неуместным воодушевлением. — От бетона скорость и деньги. Как, Шурка?

— Порядок, шеф. — Шурка подернул щекой, обнажив два золотых зуба, и повернулся к приезжим студентам. — Нам скорость подавай... Это что у тебя — ССО? — Он тронул Ковалевского за нарукавную эмблему. — Студенческий строительный отряд? Надо бы по-другому. ДД. Дикая дивизий, понял? Или ДК. Дикая копна.

— Отстань! — сказал Тарас и отвел его руку.

— Я серьезно, — усмехнулся Шурка. — Давай сам напишу. Не жалко.

— Хватит лотрыжничать! — осек его Щербаков. — Что я велел? Не загрызайся! Ничего худого они тебе еще не успели сделать.

Вечером, после работы, друзьям выделили две кровати в передней комнатке, где спали Щербаков, Рожков и еще трое взрослых парней, называемых «гвардейцами». Все они были земляками Щербакова и обращались к нему без угодливости, почтительной фамильярностью, тогда как с остальными членами «дикой», шестнадцати-семнадцатилетними ребятами, они чувствовали себя полными хозяевами, окликали всех одним прозвищем «сынок» и гоняли с разными мелкими поручениями.