Варианты Морозова. Стеклянная стена

Прежнее яростное воодушевление послышалось в его голосе, не просьба, не угроза, а как будто знак могучей силы.

В тот же миг рядом с ним был Усик и скучающим взглядом смотрел перед собой.

— Он? — спросил Щербаков и, не дожидаясь ответа, приказал: — Ну! Бил девку?

— Я обнять хотел, — улыбнулся Усик.

Щербаков ловко ударил его снизу в лицо. Усик отшатнулся, шагнул куда-то в сторону, потом его повернуло, и он стал неохотно падать. В толпе одобрительно и жалостливо ахнули, пораженные хладнокровным щербаковским умением.

— Можешь открывать счет, — сказал Щербаков Шурке с выражением неутоленной ярости.

Шурка послушно стал считать, как судья на ринге:

— Раз, два, три...

— Мужики! Сами видите! — повернулся к толпе Щербаков. — Не пожалею никого из своих. Я приехал вкалывать, а не ссориться с вами. Нам нечего делить.

Шурка продолжал считать. Усик приподнялся и с трудом сел, покачивая головой.

Щербаков подошел к нему, приподнял его и оглянулся:

— Еще? Или сами хотите?

Стояла тишина. С крыльца скатилась дворняга, кинулась к хозяину, скуля и тонко-сдавленно тявкая.

— Уведите его, — распорядился Щербаков и, взяв собаку, пошел в избу.

Ковалевский и Шурка подняли «гвардейца» и повели следом.

Щербаков сидел на своей кровати, трепал щенка за ушами и, казалось, не замечал ни лежавшего парня, ни подавленных осуждающих взглядов.

— Молодец, шеф! — хрипло сказал Усик. — Я уж думал амба, забьют.

— Напоследок мы им устроим! — посулил Шурка.

— Я тебе устрою, — сказал Щербаков. — Голову оторву.

Он не боялся ни толпы, ни своей «дикой».

Наутро Щербаков вдруг поручил Устинову ехать на цементный завод. Собравшись после завтрака идти на пилораму, Михаил узнал, что ему надо ехать. Он едва успел переодеться и не упустить отъезжавший с мехдвора огромный колесный трактор «Кировец». Уже сидя в высокой, качающейся на ходу кабине, прижатый попутчиком с мальчиком на коленях, Устинов вспомнил, что Щербаков толком и не смог ответить, какими фондами цемента располагает колхоз и как они распределены по кварталам. Щербаков так торопил его, что угроза опоздать к отходу трактора заслонила главное. «Да есть эти фонды!» — пренебрежительно отмахнулся шеф. И до Устинова с запозданием дошло, почему послали именно его. Он почувствовал, что как будто играет серьезную партию. Ход трактора, ход электрички, ход разговоров в заводской столовой, куда Устинов попал после полудня, и даже останавливающая чужие взгляды нарукавная эмблема стройотряда — все это составляло дебютные ходы его игры. Как умелый шахматист, он знал, что лучше иметь плохой план, чем играть без плана, и рискнул войти в комнату отдела сбыта раньше, чем кончился обеденный перерыв. Ему нужно было выиграть темп у других приезжих толкачей («шахматы — трагедия одного темпа», — улыбнулся он).

Там за столами сидели женщины средних лет, стриженые и завитые, по-видимому, в одной и той же парикмахерской, похожие друг на друга тем, чем похожи люди в маленьких городах, и не похожие глазами, носами, складками на шее, морщинками и родинками. Их взгляды сказали Устино‚ что постороннему тут делать нечего.

— Здравствуйте! — сказал Устинов. — Я хочу спросить, знаете ли вы, сколько у нас каждый год справляют свадеб? Два с половиной миллиона. И каждая вторая семья обречена на развод. — Он прислонился к косяку. — Можно я здесь подожду? А то одному скучно. Давайте поговорим.

С мужчинами такое бы не прошло. Но женщины вряд ли ли ему отказать в гостеприимстве и беседе. Взглянув на их глазами, он увидел незнакомого молодого мужчину, отвлекшего от будничного однообразия. Упоминание свадеб и разводов невольно вызывало смутные воспоминания, задевало тайну каждой, ибо нет на свете такой семьи, где бы хоть однажды не произносили про себя это слово «развод», а просьба поговорить обнаруживала не искушенного в снабженческих мытарствах простодушного парня.

— Кто я? — ответил он им. — Я знаю про вас почти все. Как вы были девочками, как ждали прекрасного рыцаря, как выходили замуж и как думали, что цель достигнута и счастье с вами.

Как бы шутя, он начал читать лекцию о социологии семьи, пожал плечами и сказал:

— Да что это я вам толкую?! Пришел юнец, морочит вам голову. Так?

Затевая свой план и предвидя его выгоды, Устинов не подозревал, что тщеславному желанию подняться выше Тараса будет противостоять совсем иная жизнь.

— Идите сюда, — позвали его.

За дальним столом сидела женщина с подкрашенными хной, красновато-темными волосами, уложенными двумя жиденькими косами вокруг головы. Никакой парикмахерской здесь не пахло.

Устинова оттесняли с выгодной центральной позиции, отвлекая его к окну, где он должен быть стать спиной к большинству.

— Вы студент? Наверное, из Москвы?.. То-то бойкий... У, какая у вас замечательная профессия!.. Неужели вправду можно узнать все отношения между людьми? А вот почему дети нас не понимают?

Она просто и сердечно поведала ему свою беду. Ее сыну шестнадцать лет. Гуляет допоздна, не говорит где. Выпивал, а она его прикрывала. Потом муж взялся за ремень, а Борис (так зовут сына) три дня дома не ночевал, а у мужа был сердечный приступ.