Варианты Морозова. Стеклянная стена

— Ну да, стыдно! — насмешливо произнесла Анна, морща выпуклую, как у Кирилла Ивановича, переносицу. Она была очень похожа на брата, и Устинов вспомнил, что тетка разошлась с первым своим мужем и, как порой говорила, собственными руками сделала второго мужа.

— Конечно, Кирилл вернется, — возразила ей Надежда. — Пожалуйста, не иронизируй!

— Я иронизирую? — пожала полными плечами Анна. — Миша, как тебе это нравится! Тетя Надя хочет для всех остаться хорошей! И для брата-развратника, и для твоей бедной матери.

— Я просто не пойму, отчего ты так зла на Кирилла, — оправдываясь, сказала Надежда. — Я никогда не соглашусь с ним, но мне его жалко. — Она повернулась к невестке и взяла ее за руку:— Ты меня понимаешь, Лидуша? Мы все с тобой, а с ним никого...

— А ему не жалко меня? Сына не жалко? — сделав усилие не понять Надежду, ответила мать.

— Я не защищаю Кирилла, — с ласковой твердостью сказала Надежда. — Ты давно нам родная.

— Ты права, тетка, — поддержал ее Устинов. — Только не держите меня в коридоре. Пойдем.

Они пошли на кухню, и он постарался поскорее ответить на вопросы, как отец выглядит, во что одет, чистая ли у него сорочка. Но удрать, оставив женщин готовить ужин, далось. После работы должны были прийти мужья теток и директор института Есаулов. «Чтобы поужинать и повздыхать», — подумал Устинов.

— Значит, нормально выглядит? — недоверчиво произ несла Анна. — Ну-ну.

Надежда протянула ей передник.

— Ну-ну, — повторила Анна, завязывая тесемки за спиной. — Ты такой же разговорчивый, как братец. Лида! — Она повернулась к матери и приказала: — Молоко, яйца, простокваша! Да, а брынза?

— Сейчас, — кивнула мать. — Брынза уже вымачивается.

— Давно?

— Часа полтора.

— Я пойду, мама, — сказал Устинов.

— Не успели встретиться, ты уже бежать? — удивилась Анна. — Вымой руки, будешь тесто месить.

— Сами управитесь, тетушка.

— Я тебе управлюсь! Разве тебе неинтересно? Сейчас замесим тесто, раскатаем тоненько-тоненько, положим сверху сыра, накроем и наглухо защиплем. — Она крепко схватила Устинова за кожу щеки и потрепала. — Хачапурка будет!

Стянув с тарелки горсть мокрых черешен, он пошел к Тарасу.

У Ковалевских дом всегда был безалаберный, открытый для всех: там мать работала и в отличие от многих женщин пренебрегала домашним хозяйством. Устинов толкнул незапертую дверь.

— Эй! — послышался голос Тараса.

— Мосгаз! — хрипло ответил Устинов, вспомнив, что так рекомендовался один квартирный грабитель, несколько лет назад поразивший Москву своей жестокостью.

— Заходи, — сказал Ковалевский. Он гладил на кухне сорочку, сильно прижимая утюгом, и стол поскрипывал. Вот, лечу. Уже взял билет!

— Значит, летишь, — задумчиво произнес Устинов. Из-за девчонки бросаешь друга. Друг будет скучать, размышлять о смысле жизни и разочаруется в человеческих ценностях.

— А потом вдруг женится и успокоится, — в тон ему добавил Ковалевский. — Слушай, Устинов! А почему у тебя нет постоянной девушки?

— По-моему, ты уже собрался жениться? Сочувствую тебе и завидую. Это мне бы надо жениться да сделать отца дедом.

— Вот диплом получу, и будешь у меня шафером, — Ковалевский повесил выглаженную сорочку на стул и взял другую.

— Ты не женишься, — неожиданно сказал Устинов. — Слишком долго это у вас тянется. — Он хотел добавить, что Тараса высокомерная Маша превратилась в спортивную цель.

— Почему не женюсь? — спросил Тарас. — И женюсь, и не пропаду!

Устинов понял, что другу не хочется продолжать, и, зная за собой тягу к прогнозам, подумал: «А ведь я прав, когда-нибудь это подтвердится».

Но если спустя десятилетие попытаться задним числом объяснить предчувствие Устинова, то оно было вызвано ощущением беззаботности тогдашней жизни. Заканчивались шестидесятые годы, и уже стало ясно, что новой войны не будет, что держава сильна, и уже стало осознаваться, что твое личное будущее — это такая же ценность, как будущее страны. Вместе с первыми признаками комфорта, телевизором и холодильником, проклевывалась новая действительность, еще неуверенная, слабая, часто смешная. Но с каждым годом она набирала силу. В семьях заводились свободные деньги, свободные деньги незаметно давали людям свободное время, а свободное время заставляло смотреть на мир новым взглядом. Дети стали независимее и критичнее в отношении родителей, еще вчера бывших всевластными авторитетами. Можно допустить, что родители разрешили им это или были вынуждены разрешить, но перемены вряд ли происходили по чьей-либо единственной воле... Разница между отцами и сыновьями, видимо, выражалась в том, насколько сурово-победительная послевоенная пора отличалась от мирного, стабильного времени. Однако лишь — видимо, так как не существовало водораздела между старыми и молодыми, и Устинов держался прочных старых привычек, а его отец осмелился отказаться от них.

«Мы еще не стали взрослыми» — так мог объяснить Устинов другу особенность их поколения, если бы тогдашнее ощущение беззаботности можно было истолковать с помощью будущего опыта.

Михаил проводил Тараса до троллейбуса, горячо завидуя ему.